Война взаперти (СИ)

Наличие посторонних ушей немного отрезвило обоих. Деррик сердито засопел, сжав кулаки. С трудом, но он заставил себя продолжить путь молча. И зачем он начал вопить на Ральфа, будто тот должен отвечать за поступки Олли? По-хорошему извиниться бы. Кажется, Деррик впервые всерьез разозлился с тех пор, как покинул Юг. До этого его оглушило разве что письмо от матери: удивило, задело, но не разгневало. Оно словно сдвинуло какой-то камень внутри, а сейчас Ральф вдобавок от души его пнул. Разбуженные эмоции давили болезненным сгустком, мешались и просились наружу — вот бы вывернуть все без остатка, чтобы внутри снова стало звеняще прозрачно и пусто. Ральфа хотелось то ударить, то прижать к себе.

А тот все не мог замолчать, продолжал, тревожа нервы, как пилой по металлу:

— Такие, как я или твой брат, приносят вред. Наша власть нам не по силам. Мы не умеем распорядиться собой.

«Но вы спасли меня», — чуть не возразил Деррик, но смолчал, чувствуя, что снова сорвется на крик.

— Нас не должно существовать, — подытожил Ральф. — И не смей равнять нас с собой. Ты потерялся в жизни, но это поправимо. И в желании брата уберечь тебя не было ничего неестественного.

— Я сыт по горло тобой и твоими поучениями! — Деррик не выдержал и схватил его за воротник пальто. Ветхая ткань протестующе треснула; в безмятежном взгляде Ральфа затаилось нечто острое, опасное.

— Ты, конечно, теперь уйдешь? — спросил он самым будничным тоном.

Почувствовав себя нелепо, Деррик отпустил его и сказал, надеясь, что голос звучит твердо:

— Я не позволю спасать меня снова.

— О боже! — Ральф согнулся от смеха. — Да кому ты нужен, спасать тебя?

— Не прикидывайся равнодушным, — пробормотал Деррик, хотя уже и сам не был уверен в том, что говорит. Злило, что его так просто сбить с толку. Подобно Олли, Ральф оставался вертким и неясным. Конечно, Деррик не хотел оставаться с ним. Но совесть велела обратное.

— Много же ты о себе возомнил. — Ральф ускорил шаг, будто и не висел только что на спутнике тяжелым мешком. — Я люблю рисовать людей, а не самих людей. Чувствуешь разницу?

— Нет, — признался Деррик, едва поспевая за ним. — То есть ты спас меня, потому что захотел нарисовать?

— Да, — Ральф подмигнул ему. — Я же сразу сказал, помнишь?

— Для меня это лишено смысла. К тому же я не из красивых.

— Красота бывает разной. — Взмахом руки Ральф обвел улицу. — Она везде, если научиться ее видеть. В мусорной куче, в сегодняшнем цвете неба. И в тебе она есть.

Деррик растерянно проследил за его жестом. Яснее не стало.

— А в тебе? — спросил он.

— А что ты на меня все переводишь? — засмеялся Ральф, шагнул вперед и упал лицом вниз.

Вскрикнув, Деррик едва успел поймать его; ладони Ральфа ненароком зачерпнули воды из лужи. Он был без чувств. Без особой надежды Деррик потряс его за плечи и позвал по имени. Ральф не реагировал — землисто бледный, обмякший. Пришлось взваливать его на себя. В глазах разом потемнело, на секунду мелькнула мысль, что сейчас Деррик упадет в обморок следом. Но, к счастью, Ральф весил не так много, как мог бы: сказывалась болезнь и жизнь впроголодь.

Зачем он вообще шел без посторонней помощи, злился, говорил о прекрасном, если чувствовал себя плохо? К чему эта рисовка?

Проклиная глупого Ральфа и злую судьбу, Деррик мысленно измерил расстояние до дома и совсем расклеился. Может, проще узнать у людей, где ближайшая больница, и доставить беднягу туда? Деррик огляделся. Судя по печальному опыту общения с жителями городских окраин, они скорее полезут в драку, чем предложат помощь. Пусть даже Деррик будет молчать и объясняться знаками. Да и хотел бы сам Ральф оказаться в больнице? Все-таки на него охотятся. Что, если результаты анализа крови выдадут его с головой? Деррик ведь не знал деталей — у кого лечится Ральф, кто выписывает ему таблетки. Какой-нибудь доктор-мошенник.

Хоть бы он очнулся и объяснил, как быть. Деррику стало стыдно, что он ничего не знает о Ральфе; грызла вина и за недавнюю детскую ссору. Волнение не идет на пользу здоровью, а ведь он сильно разозлился, когда Деррик налетел на него со своими проблемами и обвинениями в адрес Олли. Честное слово, лучше бы и дальше оставаться равнодушным к внешнему миру: и себе легче, и другим.

Выждав время, Деррик снова попробовал окликнуть Ральфа, но не получил ответа. По спине побежал холодок, сердце забилось в горле: а что, если он умрет?

Это было бы попросту абсурдно. Сама мысль казалась настолько странной, что Деррик едва допустил ее. Как будто он посадил растение и тут же выполол вместе с сорняками; или завалил выпускные экзамены два года подряд, засыпавшись на одинаковых вопросах. И все же: Ральф умирал, а Деррик не мог ни понять его, ни помочь ему. Круг замыкался, Деррик оставался беспомощен — везде чужой, всегда обведенный вокруг пальца.