Война взаперти (СИ)

Прежде Лили не жаловалась на кошмары. Она не знала чувства, когда просыпаешься с колотящимся сердцем и остаток ночи дрожишь под одеялом; ей не приходилось пробуждаться от собственного крика. Ночные видения были зыбки и мимолетны — и забывались наутро. В жизни Лили сны не занимали никакого места.

Но с потерей ребенка все изменилось. Раз за разом Лили начала убивать во сне одного и того же парня — с такими же светлыми глазами и волосами, как у нее самой.

Первое время, просыпаясь, она обливалась слезами: чувствовала, что это ее сын. Она убила его, она виновата: не берегла себя, легкомысленно относилась к своему положению, не прислушивалась к организму. Как знать, может, если бы она вовремя обратилась к врачу — или если бы просто не таскала тяжести в тот злополучный день — все обернулось бы иначе.

Потом, по мере того, как сны становились подробнее и запоминались лучше, начало казаться, что это ее старший брат. В их роду никто из женщин не отличался крепким здоровьем, и мать Лили точно так же потеряла первого ребенка. Если бы он все-таки появился на свет, сейчас он был бы как раз того возраста, что и герой снов: совсем еще юный, хоть и явно старше ее.

Но и эта мысль вскоре ушла, когда Лили окончательно составила его мысленный портрет. Она могла закрыть глаза и увидеть его в подробностях: от поношенных башмаков до лохматой макушки. Она помнила его волосы на ощупь, знала, что у него родинка за левым ухом. И — он был чужаком. Не сын. Не брат. Внешность обманывала, но она же давала ключ к разгадке: и лицо чистое, никаких веснушек, как у самой Лили; и губы слишком тонкие, и форма глаз — другая.

Значит, между ними возникла ментальная связь иного рода; и после некоторых размышлений Лили пришла к выводу, что убила этого человека в прошлой жизни. Как будто после своей потери она стала внутренне нестабильной и сумела установить контакт с «бывшей» собой, и теперь «бывшая» показывала ей наиболее сильное переживание из предыдущей жизни: искаженное, преломленное нынешним сознанием Лили, но в целом верное. А та — другая — должно быть, в обмен смотрела сны про будущую себя, что не сумела подарить мужу сына?

Джейк отнесся к ее предположениям, мягко говоря, скептически: он не верил в перерождения и «тому подобную чушь», да и сама Лили — тоже, но ночью, сразу после пробуждения все виделось иначе.

Как бы то ни было, прошлая жизнь на теперешнюю не могла оказать никакого влияния. Лили немного успокоилась. Время шло, все притупилось. Через восемь месяцев после потери ребенка она чувствовала себя вполне оправившейся. За соседскими детьми уже получалось наблюдать почти без боли, и Лили всерьез начала подумывать о новой попытке стать матерью.

Но с расползшимися по стране слухами об эпидемии стало как-то не до долгосрочных планов. Целые деревни исчезали с пугающей стремительностью, а причина — ветряная оспа! Вернее, не совсем оспа: если верить газетам, то новая болезнь скорее маскировалась под ветрянку, чем являлась ею. Их легко можно было спутать, но летальный исход «ложной ветрянки» оказался стопроцентным, а люди, уже перенесшие оспу, — на равных в группе риска с теми, кто не болел ею в прошлом.

Такие случаи назвали Безликой болезнью: не только из-за подозрительной схожести с ветрянкой, но в том числе и потому, что от высыпаний, в основном поражающих лицо, внешний облик больного менялся до неузнаваемости. Газеты наперебой предлагали свои версии: от «возбудителя-хамелеона» до нового оружия, каким любая из враждебных держав начала исподволь опустошать чужие земли. «Куда смотрит правительство?», «Вакцина еще не изготовлена», «Миф или реальность?», «Безлика ли болезнь?» — весь последний месяц с первых полос не сходили подобные заголовки.

От вызванной лавиной неясных смертей истерии хотелось куда-нибудь спрятаться и не думать об эпидемии, но слухи находили Лили везде, прокрадывались в уши и хватали за сердце. Соседки делились своими версиями происходящего, невозможно глупыми, конечно; Джейк с иронией и недоверчивостью прослеживал путь болезни — от южных границ до их тихой деревеньки, беспокойно ворочающейся в предчувствии осени. Если верить написанному в газетах, эпидемия подкрадывалась все ближе, и надо бы уехать, собрать вещи и бежать, но — куда?

Лили готова была променять дом и хозяйство на любой сарай, на голую землю — лишь бы не заболеть. Она могла бы прямо сейчас птицей сорваться куда угодно; но Джейк не верил в Безликую болезнь, и его уверенность заражала, успокаивала, напитывала силой, которой у Лили никогда не водилось. Привычка слушаться его во всем помогала держаться и не впадать в панику. А может, приближала смертный час?