Война за веру

— Пройдемте, — произносит жрица после секундной паузы, нечто для себя определив, и поворачивается, направляясь к приземистому строению. Всем известно, там занимаются лечением и содержат больных. Отмахиваюсь от Матушки, показывая на фургоны и поилку. Здесь ручей протекает, еще и потому изначально ставили скит. Пусть сторожит наше добро. Заодно и напоит лошадей.

Бирюк с трудом идет и, не выдержав, прыгает на одной ноге, опираясь на мое плечо и используя палку вместо костыля. Вполне бодр, но наступать всей тяжестью ему все ж больно. Почему супруга с ним не поехала — понятно. Это мужское дело, и она демонстративно не вмешивается. Ага, после вчерашних указаний так и поверил в послушность и покорность. Но могла б работника с нами отправить.

— У нее нет имени? — тихонько спросила Светлая, дернув за рукав.

— Принимая послушание, мы теряем прежнее и получаем номер, — ответила мепашкана, не оборачиваясь и демонстрируя отменный слух. Заодно и не сильно распространенное в здешней среде знание иберийского. — Когда кто-то уходит или умирает, твое число уменьшается. Закончив обучение, ты получишь новое имя или вернешь прежнее. Но я б не советовала. Жрица стоит над семьями, и не нужно, чтоб люди встречали прежнюю девчонку. Уважать не станут. А ты на лингве не говоришь в отличие от брата?

— Она росла в деревне, — крайне дипломатично отвечаю. Как хочет, так пусть и понимает.

Жрица толкнула дверь, проходя внутрь помещения, отмахнулась от вопросительно посмотревшей молодой послушницы, нечто писавшей, и показала на деревянный стол, на котором пользуют раненых.

— Ложись, — приказала.

Бирюк послушно взобрался на доску.

— Нога беспокоит?

— Рана вроде затянулась, но болит.

— Ага, — сказала мепашкана невразумительно. — Рассказывай, девочка, что делала.

— Ничего такого, — насупившись, сказала Светлая. — Просто ухаживала, повязки меняла.

Я положил руку ей на плечо, успокаивая и напоминая: не одна. Бояться нечего.

— А вот это видишь? — И жрица сделала в воздухе странный жест.

— Да, — подтвердила девочка.

Лично я ничего в упор не замечал. Судя по взгляду Бирюка, и он тоже.

— Пятнадцатая? — потребовала жрица.

Та самая, писавшая, уже отложила принадлежности в сторону и моментально поднялась.

— Рана закрыта, осколки срослись правильно, — изучив несколько минут, водя рукой над телом раненого, сообщила на лингва. — Полного заживления еще нет. Произошло замещение костных тканей, ведущих к укорачиванию кости.

— И что надо было?

— При раздроблении кости важно установить отломки соосно друг другу, — уверенно заговорила послушница, — с обеспечением анатомически правильного соотношения суставных поверхностей. Важно провести через основные повреждения силовые линии и зафиксировать, создавая стабильную зону. — При этом она что-то показывала руками, рисуя четкую сетку.

У меня появилось стойкое ощущение, что обе, внимательно наблюдающие за ее действиями, видят всю схему отнюдь не в воображении. Но это у них в голове, я по-прежнему ничего не замечал. Никаких эффектов вроде свечения тоже не имелось. Можно не сомневаться, Светлая слов не понимает, но нечто соображает, иначе б не смотрела так пристально в пустоту.

— За счет создания в нужных местах растяжения или замещения пораженного сегмента, ориентирующегося вдоль продольной линии пораженной кости…

В какой-то момент я понял, она откровенно рисуется, и все это можно выразить более простыми и понятными словами. Резьбовой стержень и шарнирное соединение прозвучали особенно впечатляюще. В принципе смысл улавливал, но далеко не все слова знал. Для нормального общения хватало до сих пор обычного набора. Философские разговоры прежде заводить не приходилось, и старая личность таких вещей не понимала вообще. В любом случае вмешиваться не собираюсь и уточнять тоже, пусть себе показывает высокий уровень. Может, и выйдет польза.

— С мягкой тканью простительно, но нет смысла полностью убирать шрамы. Лишние затраты энергии, да и мужчинам надо чем-то гордиться. — А вот это уже прозвучало несколько пренебрежительно.

— Вот! — сказала явно довольная мепашкана, когда Пятнадцатая замолчала. — В этом и причина твоей хромоты, — обратилась уже к Бирюку на иберийском. — Рана почти излечена, при этом кость за счет использования ткани в пораженном месте слегка сократилась. Чуть-чуть. — Она показала пальцами. — Но это навечно. Исправить можно, только сломав и сложив все заново.

Бирюка отчетливо перекосило. Светлой тоже мало понравилось предложение. Личико стало обиженным.

— Ничего страшного, — сказала мепашкана со смешком, — если не решишься. Все ж не простая операция. Просто сделаешь себе на эту разницу более толстую подметку на обуви. А жить не мешает, боли скоро пройдут. Но тебе, — это уже к девочке, обернувшись, — надо запомнить раз и навсегда: никогда не творить подобного с костью сразу! — Она чеканила слова.

— Я вообще ничего не делала!

— Не заставляй считать глупее, чем есть, — резко заявила мепашкана, переходя на лингву. — Способности имеются, потенциал высок.