Войны будущего

На рубеже XX–XXI столетий цивилизация Запада стала развиваться в рамках «трех П»: «постиндустриализм, «постмодернизм, постистория», что проявилось в развале Советского Союза и выходе статьи Ф. Фукуямы «Конец истории?». Во время перестройки был использован закон деструкции концептуальной безопасности, когда в находящуюся в состоянии автоколебания систему был направлен сигнал деисторизации, что увеличило амплитуду этих автоколебаний, в результате чего оказалась нарушена аутентичность и идентичность советского человека и советской цивилизации, что привело к разрушению Советского Союза. В свое время С. Кургинян весьма кратко оценил деструкцию Советского Союза (евразийской цивилизации Большой России) следующим образом: «СССР не выдержал новых (скажем условно, «постиндустриальных») вызовов. Он не смог противостоять войне четвертого и пятого поколений, войне информационной и параинформационной, смысловой»[438]. Запад вел против Советского Союза особую войну – игровую войну, ибо Запад сформировал постмодернисткое общество игры, общество спектакля, общество разнаряженных карнавалов, общество симулякров (копий несуществующих предметов, неаутентичных вещей), в котором был закреплен фатум неисторического бытия. Это дает возможность Западу в начале XXI столетия вести «постмодернистские» войны, войны «пятого поколения» с использованием симулякров, технологии которых были применены в Ливии (февраль-март 2011 г.). Следует помнить, что коллективная память представляет собой «совокупность действий, предпринимаемых коллективом или социумом, по символической реконструкции прошлого в настоящем»[439]. Возникает вопрос о том, что же делать в этой ситуации России, какие сценарии существуют для неё? Ответы на эти вопросы дает С. Кургинян, который считает, что «… они прямо и теснейшим образом связаны с тем, сумеем ли мы вырваться за пределы альтернативы «постмодерн – модерн»», что это можно сделать «только в сторону сверхмодерна», что требует нового культурного рывка, новой парадигмы культуры[440]. Однако до сих пор современное общество представляет собой игровое общество со всеми его чертами, что и лежит в основе «постмодернистских» войн с их «симулякрами».

В современной социологии это общество спектакля, состоящее из ряда карнавальных сообществ, характеризуется метафорой «текучая современность», чтобы отличить его от плотного, твердого, вертикально иерархизированного социума. «Зрелища пришли на смену, – отмечает З. Бауман, – «общей причине» тяжелой эпохи/твердой современности, что в значительной степени меняет характер идентичности и играет важную роль в осмыслении эмоциональной напряженности и порождающих агрессию травм, которые время от времени сопровождают погоню за этой идентичностью»[441]. Цель функционирования такого рода обществ (сообществ) заключается в нарушении идентичности и аутентичности общества (сообщества) посредством пустой имитации совершенного социума, чтобы вызвать социальные беспорядки. Концепт этого общества был использован для деструкции Советского Союза, когда наша цивилизация была выведена за рамки истории (исторической памяти), благодаря чему советская личность потеряла аутентичность и идентичность.

Начало деструкции аутентичности и идентичности, связанное с социально-исторической, коллективной памятью и памятью личности, своими корнями уходит в эпоху Просвещения с её нестабильностью, с осознанием отличия прошлого от настоящего. «История стала, – подчеркивает Д. Лоуэнталь, – полностью непредвиденной, беспрецедентной, непредсказуемой. Даже сходство революций, которое утверждали социал-дарвинисты XIX и XX вв., теперь отошло в сторону. Ныне мы уже более не считаем экзотические народы живыми ископаемыми нашего собственного прошлого. Напротив, мы воспринимаем их как обитателей чуждых миров, которые действуют совершенно иначе, чем мы, и исходят из иных соображений. И, несмотря на успехи естественных и гуманитарных наук, которые как никогда прежде открывают нам прежние времена, его обитатели остаются непостижимыми. Сколь бы много мы ни знали о прошлом, мы никогда не узнаем, каким оно было для тех, кто там действительно жил»[442]. С нашей точки зрения такой пессимистический взгляд на прошлое, как «чужую страну» не совсем адекватен действительному положению дел. Ведь знание закономерностей развития природы и общества позволяет очертить контуры этой «чужой страны». Другое дело, что неправомерно объяснять собственное и чужое прошлое в понятиях современности, что память социума и личности реконсолидируется, преобразуется.