Воины Карфагена. Первая полная энциклопедия Пунических войн

Сразу после битвы при Каннах под влиянием родителей и родственников служивших у римлян капуанцев, но, несомненно, не только поэтому, было решено отправить посольство к уцелевшему консулу – Гаю Теренцию Варрону. Встреча произошла в Венузии. Консул, покинувший поле битвы лишь с горсткой плохо вооруженных и деморализованных солдат, произвел на послов весьма неприглядное впечатление: «Хорошие союзники его пожалели бы; горделивые и неверные кампанцы к нему отнеслись с презрением» (Ливий, XXIII, 5, 1). Действительно, именно такое чувство должно было возникнуть у давних соперников римлян, когда они ознакомились с ситуацией со слов самого Варрона, который, не скрывая, описал произошедшую катастрофу. Послы выказали готовность предоставить помощь Риму в соответствии со своим союзническим долгом, однако они очень скоро стали сомневаться, стоит ли это делать, – очень уж черными красками рисовал Варрон положение, в котором оказался Рим после Канн. По словам консула, отражавшем в большей степени его личное впечатление, чем истинное положение дел, римляне потеряли все: пехоту, конницу, оружие, деньги, – и теперь союзникам придется не столько помогать им, сколько воевать вместо них. Варрон не требовал военной поддержки, а, скорее, высказывал надежду, что кампанцы не бросят их в борьбе против ужасного врага, угрожавшего всем италийцам. Складывалось впечатление, что Рим будет спасен, если на то будет желание капуанцев, а сам защититься не в состоянии. На этом переговоры закончились, и послы вернулись в Капую (Ливий, XXIII, 5).

Выводы из увиденного и услышанного напрашивались сами собой и были озвучены одним из послов, Вибием Виррием: «Пришло время кампанцам вернуть не только землю, когда-то несправедливо отнятую римлянами: они могут подчинить себе всю Италию; с Ганнибалом они заключат договор на условиях, каких захотят, а когда Ганнибал, победоносно закончив войну, уйдет в Африку и переправит туда свое войско, никто не станет спорить, что владычицей Италии остается Кампания» (Ливий, XXIII, 6, 1–2). Большая часть сената, а также, несомненно, Пакувий Калавий полностью согласились с высказанным мнением и стали вырабатывать новую политическую линию. Проримскую позицию сохраняли только старейшие из сенаторов, но, по-видимому, окончательное решение перейти на сторону карфагенян было принято не сразу. В Рим были направлены новые послы с предложением помощи при условии, что отныне один из избираемых консулов будет кампанцем, но получили жесткий отказ (Ливий, XXIII, 6, 6–8). Ливий сомневался в правдоподобии этого сюжета, так как он не упомянут в труде Целия Антипатра и некоторых других историков, однако он достаточно хорошо вписывается в общий ход событий и, скорее всего, действительно имел место. После этого, когда все разногласия в капуанском сенате были прекращены, к Ганнибалу было отправлено посольство, причем в том же составе, что до этого к Варрону.

Условия заключенного договора были исключительно выгодны для Капуи: «…кампанский гражданин не подвластен карфагенскому военачальнику или должностному лицу; кампанский гражданин поступает в войско и несет те или иные обязанности только добровольно; Капуя сохраняет своих должностных лиц и свои законы; пусть Пуниец отдаст триста пленных римлян кампанцам: они сами выберут, кого надо, и обменяют их на кампанских всадников, которые несут службу в Сицилии» (Ливий, XXIII, 7, 1–2).

Вместе с тем это была огромная дипломатическая победа Ганнибала – второй по важности город на Апеннинском полуострове перешел на его сторону, а Рим лишался по крайней мере тридцати тысяч пехотинцев и четырех тысяч всадников (Ливий, XXIII, 5, 15). В верности своих новых сторонников пунийцы могли не сомневаться: окончательный разрыв с Римом капуанцы закрепили жестокой расправой над находившимися в городе римскими гражданами и префектами союзных войск – они были схвачены, заключены в баню и там задохнулись от жары и пара (Ливий, XXIII, 7, 3).