В свете этих новостей сенат снова рассмотрел вопрос и после бурных прений, на которых многие высказывались за начало немедленной войны в Испании и Африке либо только в Испании, принял решение все-таки дождаться результатов посольства к Ганнибалу. Предполагалось убедить его прекратить осаду, в противном же случае требовать в Карфагене его выдачи для наказания за нарушение договора. Это дело было поручено Публию Валерию Флакку и Квинту Бебию Тамфилу. Когда они высадились поблизости от Сагунта, осада шла полным ходом, причем как раз в это время горожане осуществляли удачную вылазку, что дало Ганнибалу повод вообще не принимать посольство, мотивируя это тем, что он не сможет гарантировать его безопасность. Римлянам не оставалось ничего другого, кроме как развернуться, чтобы продолжить свою миссию уже в самом Карфагене. Ганнибал между тем успел отправить туда же своих гонцов, которые должны были предупредить вожаков баркидской «партии», чтобы те могли соответствующим образом подготовиться к предстоящим переговорам. Тем самым он выигрывал время и снимал с себя ответственность за решение, которое совет все равно должен был принять в полном соответствии с его планами.
Как и следовало ожидать, когда Валерий Флакк и Бебий Тамфил прибыли в Карфаген, подавляющее большинство членов совета были настроены пробаркидски и только их непримиримый враг Ганнон Великий открыто высказывался за принятие требований послов. Пламенная речь, вложенная в его уста Титом Ливием, сводилась к следующему: Ганнон предлагал принести извинения, снять осаду с Сагунта и возместить причиненный ущерб, а самого Ганнибала выдать римлянам (Ливий, XXI, 10, 4–13). Сочувствовать ему могли только немногие старики, помнившие первую войну с Римом. Все остальные попросту проигнорировали его слова, и их ответ послам звучал так: «…войну начали сагунтийцы, а не Ганнибал, и Рим поступил бы несправедливо, жертвуя ради Сагунта своим старым союзником – Карфагеном» (Ливий, XXI, 11, 2; Зонара, 8, 2). Так Ганнибал одержал новую победу, на этот раз дипломатическую – римляне потеряли много времени, в течение которого у него были развязаны руки, а правительство страны продемонстрировало полную поддержку его действиям.
Этот успех был для Ганнибала тем более важен, что на поле боя хвастаться было пока нечем, осада Сагунта шла тяжело. Избранная им тактика с самого начала содержала значительные ошибки. Так, основные силы пунийский полководец решил сосредоточить на атаке участка городских укреплений, выступающего углом на более ровную и удобную для приступа местность, однако именно здесь крепостные стены были особенно высоки, а защищали их лучшие воины города. Первые попытки карфагенян подвести осадные орудия окончились провалом – сагунтийцам достаточно было одной стрельбы, чтобы не подпустить врагов к стенам. Вскоре осажденные начали устраивать вылазки, причиняя неприятелю заметные потери, список которых едва не пополнил сам пунийский полководец: дротик попал Ганнибалу в бедро, когда тот неосторожно приблизился к стенам осажденного города. Ранение, которое могло унести его жизнь, едва не стоило Ганнибалу всей Сагунтийской кампании. Как только о нем стало известно войску, паника была такова, что карфагеняне были близки к тому, чтобы бросить свои осадные сооружения.
Пока Ганнибал выздоравливал, его воины перешли от приступов к более тщательным инженерным работам, а осажденные, в свою очередь, тоже старались всячески укреплять оборону.
И вот пунийцы вновь пошли на штурм, на этот раз сразу с нескольких направлений. Это дало результат, у сагунтийцев попросту не хватало сил, чтобы одинаково успешно отражать все атаки. «И вот тараны ударили в стены; вскоре там и сям началось разрушение; вдруг сплошные развалины одной части укреплений обнажили город – обрушились с оглушительным треском три башни подряд и вся стена между ними. Пунийцы подумали было, что их падение решило взятие города; но вместо того обе стороны бросились через пролом вперед, в битву, с такой яростью, как будто стена до тех пор служила для обеих» (Ливий, XXI, 8, 5–6). Между развалинами стены и городскими домами вспыхнула упорнейшая рукопашная схватка. Небольшое ровное пространство, на котором построились противники, не могло вместить всех спешащих к пролому воинов, и бой проходил в большой тесноте. Здесь сильные неудобства для карфагенян вызвало применение сагунтийцами своего особого оружия – фаларики. Она представляла собой метательное копье с необычайно длинным, около трех футов, железным наконечником, способным поражать человека даже сквозь щит. Кроме этого, фаларика была снабжена горючим веществом, которое поджигали непосредственно перед броском. Щит, в который вонзалось такое копье, приходилось бросать, поскольку он мог загореться от огня на древке фаларики (Ливий, XXI, 8, 10–12).