Когда посольство было введено в здание совета, Квинт Фабий Максим коротко изложил требования римлян. В ответной речи один из членов совета указывал на то, что судить Ганнибала за действия, не санкционированные правительством, может только карфагенское правительство, и единственный вопрос, который они могут обсуждать с римлянами, это был ли захват Сагунта правомерным с точки зрения заключенных ранее договоров. А по их мнению, на договор римлян с Гасдрубалом, где оговаривалась неприкосновенность Сагунта, ссылаться не следовало, поскольку он не был утвержден в Карфагене, а значит, не имел силы. Если же обратиться к мирному договору, завершившему Первую Пуническую войну, то в нем ничего не говорится об Испании, а только о ненападении на союзников, тогда как Сагунт в то время к числу римских союзников никак не мог относиться.
Римляне не захотели вникать в объяснения пунийцев и заявили, что поскольку Сагунт разрушен, то разговоры о праве и спорных пунктах договора неуместны, и повторили свои условия: либо карфагеняне выдают виновников гибели города, либо разделяют с ними ответственность. Позиция пунийцев, очевидно, осталась неизменной, и тогда старейший из послов, Квинт Фабий Максим, подобрал полу своей тоги так, чтобы получилась складка, и, указывая на нее, сказал: «Вот здесь я приношу вам войну и мир; выбирайте любое!» Присутствовавший карфагенский суффет предложил ему выбрать по собственному усмотрению. Тогда Фабий Максим отпустил полу тоги со словами: «Я даю вам войну!», на что подавляющее большинство членов совета заявили, что принимают его выбор, после чего римские послы покинули Карфаген.
Путь в Италию
Конец 219 – начало 218 г. до н. э. Ганнибал провел в последних приготовлениях к предстоящему походу. Прежде всего он предоставил своим войскам хороший отдых, причем иберийцы, лишь недавно оказавшиеся у него на службе, были отпущены домой, к семьям, при условии, что возвратятся до начала весны. Воины оправдали доверие своего полководца, и к назначенному сроку они вернулись в строй, готовые к любым тяготам.
Бронзовый этрусский шлем. III в. до н.э. Музей искусств, Лос-Анджелес, США.
Затем Ганнибал довольно своеобразным и в то же время действенным способом укрепил лояльность войск. Для этого воины африканского происхождения были переведены в Испанию, а иберийцы (племена олкадов, оретов, терситов, мастинанов) (Полибий, III, 33, 9), напротив, направлены в Африку. Таким образом, обе половины армии оказывались в положении заложников. Расчет Ганнибала был очевиден – оторванные от своей родины, семей, племенных старейшин, оказавшись в чуждой обстановке, среди зачастую враждебного местного населения, люди волей-неволей вынуждены были полностью полагаться на своих командиров. По той же причине иноземцы были более эффективны при подавлении возможных восстаний среди местного населения. Всего в Африке, как в самом Карфагене, так и по городам побережья Нумидии и Мавритании, было размещено тринадцать тысяч восемьсот пятьдесят легковооруженных воинов, восемьсот семьдесят балеарских пращников и тысяча двести кавалеристов. Кроме этого, Ганнибал распорядился провести еще дополнительную вербовку четырех тысяч ливийцев, которые, находясь в столице пунийской державы, тоже должны были стать, помимо всего прочего, и заложниками на случай беспорядков в собственных землях (Ливий, XXI, 21, 12–13; Полибий, III, 33, 9–11).
Руководство армией в Испании Ганнибал поручил своему брату Гасдрубалу. В его распоряжении оставалось одиннадцать тысяч восемьсот ливийцев, триста лигуров, пятьсот балеарских пращников. Их дополняла кавалерия в составе четырехсот пятидесяти ливофиникийцев, до тысячи восьмисот нумидийцев, трехсот илергетов, а также двадцать один слон. Также Гасдрубал получал пятьдесят квинкверем, две квадриремы и пять трирем, из которых экипажи были только на тридцати двух квинквиремах и пяти триремах (Ливий, XXI, 22, 1–4; Полибий, III, 33, 14–16).