Читаем Войны кровавые цветы: Устные рассказы о Великой Отечественной войне полностью

Немцы! Проехал первый танк. Потом второй проехал и остановился. Как раз против нас остановился. То ли заметили они нас, то ли просто так. Немец открыл люк танка и вышел, перешел через кювет, посмотрел, что мы лежим здесь. Перешел. Прошел дальше через линию связи вот эту. Посмотрел, потом обратно вернулся, через нас перешагнул. Заметил, конечно! Мы в этом не сомневались! У каждого были нервы напряжены до предела!

Вот залез в люк танка, захлопнул его. Они отъехали, танк вот так развернули и — по этому месту начали обстрел.

Ясно, что мы здесь ждать не стали, а перешли на другое место, где нас не ждали. Приготовлены у нас были ручные гранаты. И вот танк нам удалось подбить, а потом скрыться. Мы не потеряли здесь ни одного человека. Вот она и хитрость! А хитрость здесь такая, что иной раз здорово рисковать приходилось!

5. „Партизаны прикидываются“

Был со мной в товарищах очень хороший малец, веселый, Костя Огоньков. Парень был отважный, сильный и так душа-человек. Не раз с немцами хватался врукопашную. Он ходил в разведку, очень любил это дело. Вот Иван Иванович говорит: «Ребята, надо взять старосту в одной деревне». Мы с ним запрягаем лошадь и едем. Приезжаем к этому старосте в деревню Кочерговку и стучим. Вот староста выходит, говорит: «Кто здесь?» А мы ему: «Из Духовщины, из управления. Нам надо теплую одежду, вот наши документы». — «Заходите, господа, заходите».

Достаем ему документы, что мы действительно из Духовщины, из управления по сбору теплых вещей для немецкой армии — это был январь — февраль сорок второго года. Тут и мы к нему: «И вас просим, господин староста, документики предъявить, а то тут партизаны прикидываются». А у него документы зарыты за домом, в сарайчике таком, в снегу. Идем мы с ним двое — друг ты не друг, но пистолет надо держать на ходу, потому что черт тебя знает, что у тебя на уме. Правда, пришел, раскопал. Берем документы. Сидим мы тут, беседуем. Видим, что эти документы нам подойдут, потому что на этот документ мы подберем людей, похожих там или непохожих, лишь бы год подходил и тому подобное.

Вот укладываем в мешок, он достает нам шубы, рукавицы, варежки, портянки, шапки. И все мы укладываем и говорим: «Господин староста, вы нам покажите дорогу, чтобы не попасть к партизанам».

Он садится с нами, я сажусь в этот возочек. Конь у нас такой, что только нажать вожжи — и поше-е-ел! Костя садится сюда, а его садим между собой.

Но мы знаем, куда нам ехать.

Едем, едем, едем. «Господа, надо левей». — «Нет, господин староста, волостной старшина, нам надо чуть поправей». Мы его повезли в Плошки — там Овчаренко со своим штабом стоял.

В два часа примерно мы являемся. Тут ребята окружили: «О, господин староста!» — а его все знают. И крестник его даже тут.

«Ну, что, крестный, хватит тебе людей вешать?» А у него стоят против дома две большие липы. Понимаете, идут люди с окружения, надо человеку где-то переночевать. И вот он, паразит, ловил, этим занимался. (А один даже, наверное, недели две висел, не снимали немцы.) Подлец был, подлец.

Привезли его, Овчаренко допросил — особый отдел был тут же. Капитан Иванов и говорит: «Везите его, предателя, ребята!» Там обрыв такой у дороги, зимой пурга нанесла.

Знаете, что интересно, крестник его все же и расстрелял.

6. Партизаны — боевой народ

Партизаны — боевой, отчаянный народ, здорово давали фашистам дрозда! И мы, и наши соседи, друзья-товарищи. Вот по соседству с нами наши дружки под Смоленском на станции Куприно пустили (под откос. — А. Г.) воинский эшелон немецкий. Оттуда возвращаются и уснули на поле: там несколько ночей они не спали, все караулили. Их и окружили немцы. Их и всего-то было пять-шесть человек. Тут усталость как рукой сняло, они открыли с ними бой, и из этого боя вышли победителями. И привезли «языка» с собой. Что и как готовится — он все рассказал.

Вот деревня Кочерговка. Мы знали, что немцы забирают молоко, заходят туда — уже это был май — июнь месяц сорок второго года. И вот немец заходит и говорит: «Матка, давай млеко». А наши два мальца за занавеской. Выходят оттуда: «Хенде хох!» Привезли его в штаббригаду. Овчаренко связался с Кувшиновым, там стояла опергруппа Калининского фронта, которой мы подчинялись. И оттуда сказали, чтобы немца доставить немедленно туда. Так он лучше наших стал маскироваться: надо ж передовую пройти. Смешной такой. Спрашивает: «Я теперь буду живой?» — «Конечно, будешь». — «И в Москве я буду?» — «И в Москве будешь». — «И пиво будет?»

7. Про Батю

Вот тут был целый партизанский край. Он организовался так, что работали сельские Советы, райисполкомы, райкомы — все было нормально.

Сражался я во второй партизанской бригаде, соединение Бати. Кроме нашей бригады — командир Овчаренко, — в соединение входили бригады Ледникова, Феди Кретова, Михаила Барина — вот этим всем командовал Батя. Он бывший полковник старой армии, партизан дальневосточных боев. Все его звали Батей. Мы знали, что с такой кличкой он приехал (на самом деле он Калида Николай Никифорович).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Идеал женщины?» – «Секрет…» Так ответил Владимир Высоцкий на один из вопросов знаменитой анкеты, распространенной среди актеров Театра на Таганке в июне 1970 года. Болгарский журналист Любен Георгиев однажды попытался спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил ответ: «Ну что вы, Бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества». Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза признавала: «Я… убеждена, что Володя не может некрасиво ухаживать. Мне кажется, он любил всех женщин». Юрий Петрович Любимов отмечал, что Высоцкий «рано стал мужчиной, который все понимает…»Предлагаемая книга не претендует на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее, это попытка хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той самой «целой половиной человечества», попытка крайне осторожно и деликатно подобраться к разгадке того самого таинственного «секрета» Высоцкого, на который он намекнул в анкете.

Юрий Михайлович Сушко

Биографии и Мемуары / Документальное