— Там долго над нами издевались. По нужным местам били. По ребрам, по ногам, по голове… По руке… По ожогу. Надевали на голову пакет и душили. И грозились горло перерезать. Ну, глаза завязаны, а острие чувствуешь. Ну, думаешь, все… И перед этой пресс-конференцией это со мной проделали. Сказали: «Будет пресс-конференция». Обозначили то, что я должен сказать. Сказали все это выучить. За тобой все равно подсматривали и сказали: «Вздумаешь что сказать от себя, до утра не доживешь». Перед этой пресс-конференцией — вопрос жизни и смерти, — произнес и громко повторил: — Вопрос жизни и смерти. Поэтому вот так вот. Поэтому за то, что я там наговорил, что пришлось сказать, я до сих пор себя сильно виню, понимаете. Виню…
— Когда паяльник в одно место вставят, и не такое произнесешь, — вырвалось из меня.
Криштоп:
— Информационная борьба…
Я бы особо не винил подполковника, который оказался в такой ситуации. Он еще мог принести пользу как в жизни, так в авиации, и он боролся за сохранение своей жизни.
— Вы сказали про ожог…
— При катапультировании. Самолет же горел.
— Там, говорят, две ракеты было.
Криштоп:
— Как минимум, две. Я видел как минимум две, и самолет загорелся. Сначала загорелся сверху, потом пламя здесь было, — показал рукой рядом с собой. — Ну, после катапультирования посмотрел, думал, они попали в меня. Кожа на ноге слезла. Слава богу, кость цела. А то вообще никуда не убегу.
— Вы оторвались от первых стрелявших в вас…
— Убежал. Повезло.
— А насчет эвакуации?
— Вы знаете, я рацию не включал. А то открытая частота, и сразу пеленгуется и местоположение определяется. Я принял такое решение. Связь не работала, позвонить не мог, принял решение, что пойду. Дойду до своих. Поэтому в этом плане я даже не делал попыток.
— С другой стороны, только началась операция, еще вообще ничего не понятно. Вот когда устаканилось малость, тогда и эвакуация… Каштанов, который выходил с Коптиловым (самолет с летчиком Каштановым и штурманом Коптиловым был сбит, и они выходили из окружения. —
Криштоп:
— Да. У меня оторвало флягу, и очень хотелось пить. Просто сил уже не было, зашел в одно место, взял штаны. У меня же обгорели, разорваны были. Взял водички попить, яблочко. Какую-то мелочь. Попил и пошел дальше. Там было оставлено помещение, но вот эти вещи я взял.
— Штаны. А сверху-то роба летчика.
— Да. Потому что после всего адреналина, беготни по лесу, снег я не стал жевать.
— И если прикинуть, сколько прошли километров?
— Где-то десять.
— Оторвались… Вам, наверно, помогло, что вы и рыбак, и охотник…
— Конечно. Я сначала по дорожке бежал, чтобы следов не оставлять. Потом прыгнул с нее, как зайцы следы запутывают. Старался направление менять. Еще большой участок прошел по дороге, чтобы следов не было. Я конечно хотел найти место, чтобы перекантоваться. Чтобы хотя бы не на снегу или под деревом. Пытался найти, но мне не повезло. А может, наоборот, повезло.
— Замерз бы…
— Поэтому вот такая лотерея.
22. Ждать и верить
— Я понял, что процесс обмена был очень медленный и мучительный. Но в Интернете стоит, что у вас было следствие и был суд.
— Да.
— Раз следствие, суд, у вас был адвокат?
— Да. Украинский.
— Какие советы?
— Он всегда спрашивал про само содержание.
— Били, не били…
— Да.
Мы говорили. Я не стал уточнять детали, о которых мне говорила Наталия Александровна: у них разговор с мужем мог быть подробнее и откровеннее. Ни о проблемах на службе, ни о микроавтобусе, в котором Максим нашел топор, ни про сам топор… Итак, картина становилась понятной.
Криштоп рассказал, как вел себя на следствии, что выполнял приказ, вину признал. Был суд в Харькове. Заседания три в закрытом режиме. Первое заседание по видеосвязи. Судила женщина-судья. У него даже мысли не возникло сравнить ее со своей матерью. А следователь и прокурор говорили, что суд может не успеть состояться, их уже обменяют. Тогда осудят потом, заочно.
Максим Криштоп:
— Нас повезли на обмен троих. Вот подошел автобус, двоих забрали и увезли, потом вижу, автобус с вэсэушниками. Понял: состоялся обмен. А меня никуда. Сижу думаю: снова сорвалось. Но потом меня повезли. Вот в автобус зашли трое. И один из них мне жмет руку: «Максим, ты дома…» И я понял, наши. Они нас встретили, переодели. Они помогали. И до сих пор помогают. На таком уровне встреча. Депутат чеченец Саралиев Шамсаил Юнусович. Генерал Максимцев Александр Анатольевич. Он, кстати, меня принимал в Хурбе, куда я лейтенантом приехал. А было еще много людей, и всем им огромное спасибо. Мы так им благодарны. Помогал еще военный корреспондент Поддубный.
— Ваши планы?
— Служить…
— Вы прошли такое, что трудно передать. Ваш опыт важен не только для вас, но и для всех нас. Скажите, что для вас эта история?