Войны новых технологий

Кстати, о «радиоактивном пепле», в который Россия готова превратить США, говорил не только Д. Киселев [18]: В. Путин открытым текстом заявил о возможном применении ядерного оружия из-за Крыма [19]. Причем странным образом никто на тот момент также не обратил внимания на информацию министра обороны В. Гелетея, что Россия применила тактическое ядерное оружие в Луганском аэропорту [20].

Методология атаки методом «роения», о котором много в свое время писал Дж. Аркилла [21], также получила в гибридной войне новое развитие [22]. Роение задается как максимализация направлений атаки, в результате которой происходит разрушение психологической силы противника. Здесь атакующий «рой» имеет больше информации, чем он сам о «рое».

Еще одним компонентом, привнесенным в гибридную войну из современности, стала война нарративов [23–24]. Россия тиражировала нарратив о защите русского населения в Крыму и на Донбассе, занимая позицию «спасителя», которую уже использовала в войне с Грузией. В том случае речь шла о защите осетинского народа. Нарратив спасителя достаточно древний, он есть и в религии, и в литературе. Роли в нем четко разделены на позитив и негатив. Если раньше нарративами занимались только литературоведы, то теперь эту профессию вполне профессионально освоили военные.

Можно добавить в список освоенного военными нового инструментария и использование интернет-мемов [25–27]. За счет социальных медиа они получают быстрое распространение, охватывая большое количество пользователей. Таким удачным для России сочетанием слов стали «зеленые человечки». Даже при ироническом или отрицательном употреблении они все равно прятали свою подлинную реальность автоматчиков.

На следующем шаге специалисты по гибридным войнам займутся и big data, алгоритмы по обработке которой хорошо освоили политтехнологи [28–30]. Именно этим, скорее всего, можно объяснить запрет на Украине российских социальных сетей, поскольку любые настроения населения легко можно снимать оттуда. Можно даже предположить, что это делалось в отношении жителей Крыма и Донбасса в преддверии военных действий, хотя об этом не говорят.

Такое же развитие в будущем получит и инструментарий мягкой силы. В журнале The New Strategist исследователи подчеркивают важный вопрос «насколько „мягкой” является „мягкая сила”»?» Они также отмечают следующее: «В случае мягкой силы аналитик редко знает, когда произойдет провал, поскольку есть множество факторов, которые могут нести за это ответственность. Из-за зависимости от поведения целевой страны (или общества) „мягкая сила” скорее является понятием сдерживания. В обоих случаях успех или провал находится в руках целевой страны или аудитории. Разница, несомненно, в том, что средства принуждения, от которых зависит сдерживание, находятся в основном в руках государства. Средства мягкой силы, с другой стороны, разбросаны по всему обществу и не могут быть использованы для поддержки политики государства. Нет никакой уверенности, что в результате будет получено стратегическое преимущество» [31].

Будут ли гибридные войны в далеком будущем? Сделав, например, прогноз развития до 2045 года, британские военные говорят в нем, что люди будут меньше зависеть в определении своей идентичности от страны или места рождения. И звучат весьма неприятные слова для современных государств: «Глобально государство будет, вероятно, менее значимым для индивидов из-за движения людей, информации и идей через границы. Став менее зависимыми от государства, люди будут менее заинтересованы поддерживать его» [32]. Кстати, к созданию таких прогнозов активно подключают фантастов (см., например, будущую такую встречу с фантастами, которую проводят американские военные в августе 2017 года [33]).