Войны новых технологий

Далекий советский опыт можно еще увидеть в словах Зинаиды Гиппиус [21, с. 165]: «Есть факт, над каждым фактом есть вывеска, и каждая вывеска – абсолютная ложь по отношению к факту». Близкие к этим слова услышал Э. Радзинский, работая в Партархиве над книгой о Сталине, где ему сказали следующее [22]: «Большевистские документы – особые. Если там написано „мирная демонстрация”, скорее всего, это – вооруженное восстание. Общее правило: „да” – почти всегда значит „нет”. И наоборот. Кто-то назвал этот язык „глубоким” – бездонный язык с двойными-тройными смыслами. И еще: Сталин – великий мастер игры. И чтобы понять причину его ходов, ищите результат игры. Только тогда кое-что начинает проясняться…»

Запомним этот термин «глубокий язык». Он вполне подходит под современное понимание ментальных структур в виде, например, фреймов, которые также являются глубинными конструкциями и которые сегодня активно изучаются когнитивной психологией.

Информационные войны проявляются в ежедневной работе журналиста, смысловые войны – это уровень гуманитарного конструктора, который продвигает одни смыслы и отодвигает другие. И чтобы продвинуть свои смыслы, он затрачивает дополнительные усилия, придавая им нужную привлекательность. Смыслы должны спешить в наш мозг сами, это вариант мягкой силы.

У нас получается совершенно новая иерархия. Информационное пространство использует в качестве своих носителей физическое пространство. Однако виртуальное пространство, где как раз и обитают смыслы, использует в качестве своих носителей информационное пространство.

Иногда мы имеем «гибриды». Например, Д. Киселев, работая в информационном пространстве, на самом деле оперирует понятиями пространства виртуального. Отсюда у него и «радиоактивный пепел», и «хунта», и «клика», и «неонацисты» вместе с «бандеровцами». Все это смыслы негативного порядка с точки зрения модели мира российской, и он пытается их применить к описанию объектов физического мира вместо употребления привычных информационных описаний. Кстати, когда и Украина слишком часто начинает употреблять словосочетания типа «украинских патриотов» возникает тот же перенос объектов виртуальных на уровень объектов информационных.

Смыслы являются сочетанием информационного и виртуального. Это всегда информация с ценностным компонентом. Ценности, особенно сакральные, человечество оценивает наиболее высоко. Именно за такие ценности человечество готов идти на смерть.

Информация, факториентирована на новизну, смыслы – на присоединение к известному (или раньше, или к чужому). Смысловая война в своем наиболее сложном варианте состоит в продвижении иных ценностей, чем те, которые до этого были закреплены в этой социосистеме. Вспомним некоторые смысловые войны:

• Ватикан: миссионеры продвигают христианство;

• СССР: Коминтерн продвигает марксизм на Западе;

• США и Запад в целом: продвигают свою ценностную парадигму во время холодной войны, а Советский Союз – свою;

• США сегодня заняты продвижением демократии;

• Россия сегодня продвигает Русский мир.

Россия ужесточает отношение к своим гражданам, чтобы приглушить влияние чужих ценностных систем, которые увидели за границей солдаты и офицеры. И снова в современном мире Россия после Майдана-2 вводит существенные ограничения по отношению к своим гражданам. Г. Павловский как-то заметил, что Путина испугал не Майдан-1, не арабская весна, а Молдова. Именно тогда началась коррекция внутриполитического курса России.

Сегодня А. Дугин призывает ужесточить отношение к телевидению, культуре и образованию. Как видим, даже идеально сконструированное правильное телевидение его не устраивает [13]: «Путин поставил политическое вещание под прямой контроль, и оно очень качественно, почти безупречно. Но все остальное? Ведь очень важен контекст. Когда на фоне полной дегенерации появляются серьезные и скорбные лица дикторов, говорящих о политике, войне, жертвах, смертях, они воспринимаются очень странно – как будто продолжается какое-то циничное и особо жестокое телешоу».