Войны новых технологий

Или его же фраза на передаче у В. Познера [23]: «Эта группа людей, которая доминировала в 90-е годы, определяя идеологию, политику и основные тренды нашей российской политики, сегодня, после реформ Путина, начиная с 2000 года, они стали ядром оппозиции. Причем оппозиции, которая критикует власть, государство и Путина исключительно за патриотическую направленность этой позиции. То есть они говорят, что надо сближаться с Западом, что не надо укреплять российский суверенитет, что надо сдавать наши позиции в Крыму или в Украине. Эти люди, которые выходят на марши, начиная с Болотной площади…»

Понятно, что это определенное ужесточение, Причем говорение идеологов, конечно, не так страшно, как «говорение» власти, поскольку именно ее действия, а не столько слова могут носить необратимый характер. Власть всегда говорит правильно, тем более современная власть, которая вообще научилась говорить так эффективно, что большинство населения ей рукоплещет. От слов только отстают слова. Каждая власть имеет свою дистанцию между тем, что говорится, и тем, что делается.

Д. Орешкин вообще увидел в стратегии выстраивания занавеса от Запада единственно возможную стратегию, поскольку позитивных стимулов больше не предвидится. Он говорит следующее [24]: «Это стратегия „лузеров”, но они являются „лузерами”, поэтому они нас на такую патриотическую игру разводят. Позитивные стимулы поддержки власти, типа экономического роста, как это было в начале нулевых, исчерпаны, остаются только негативные. Чем хуже, тем лучше для них, а для меня нет. Я думаю, что надо было бы позаботиться о России, надо было бы подумать о том, как сюда затащить инвестиционные капиталы, как привлечь новые технологии и так далее. А вместо этого нам предлагают восстановить железный занавес, отвернуться от Европы, потому что она такая нехорошая».

По сути, перед нами два противоположных дискурса: один требует от России наступления, другой – отступления. Россия балансирует в каком-то срединном положении, когда Запад признается одновременно и врагом, и партнером. То есть перед нами определенные видимые, но также и невидимые координаты. В рамках одних надо воевать, в рамках других – дружить. Это, вероятно, достаточно трудная для госуправления ситуация.

Е. Холмогоров вообще обнаружил в войне на востоке Украины новый позитив для власти [25]: «Совершенно ложно утверждение, что русское восстание на Донбассе угрожает импортом нестабильности в Россию. Напротив, впервые за все последние годы мы не импортируем, а экспортируем нестабильность. Вместо того чтобы залетные иностранцы раскачивали нас, некоторые наши граждане, повинуясь своим убеждениям, раскачивают их».

Социосистемы достаточно сложны. В них не бывает легких и прямых решений, хотя бы потому, что последствия даже таких решений все равно несут существенную долю непредсказуемости. Мир и разные страны живут в зоне сильной непредсказуемости. То, что казалось невозможным вчера, вдруг становится реальностью сегодня.

Смыслы «привязаны» к людям. Один набор людей удерживает одни смыслы, другой – другие. Россия шла в сторону западных смыслов, но теперь все остановилось. Это не значит, что это принципиально плохо. Это значит, что наступила иная ситуация, движение в рамках которой является менее предсказуемым: и для России, и для всего мира.

Литература

1. Особое мнение // echo.msk.ru/programs/personalno/1311522-echo/

2. Эванс Р. Третий Рейх: зарождение империи. – Екатеринбург – М., 2011.

3. Тойнби А. Дж. Пережитое. Мои встречи. – М., 2003.