Воины зимы

Они пошли как можно быстрее, чтобы добраться к улице, обещавшей надежду на спасение. Когда они туда добрались, опасность стала очевидной, и другие люди стали стягиваться к ней. Их подталкивали языки пламени из окон и постоянно усиливающийся дождь тлеющих угольков. Толпа заполнила всё свободное пространство. Антти продирался, пинками и ударами кулаков расчищая путь для жены и дочери. Оба младших сына старались помогать ему, как могли. Это было первобытное выживание. Все боролись, чтобы успеть сбежать из гиблого места. Антти прорвался, вытащив с собой дочь. Он обернулся, чтобы найти жену и сыновей, но их затёрли другие, точно так же отчаянно пытавшиеся избежать огня. Попытка вернуться оказалась безрезультатной, против толпы он был бессилен. Его вместе с дочерью потащило дальше по улице.

Кристианна поняла, что спасаться поздно. Дома по одну сторону уже горели, и пожар тянулся к свежему топливу с другой стороны. Она видела людей, которые попали под такие выплески пламени. Они просто загорались и падали миниатюрными комками огня.

Она ничего не ощущала, кроме потребности убежать. А что, если и на юге пожары? Представив карту города, Кристианна догадалась, что американцы подожгли Хельсинки сразу с севера, запада и востока. Они перекрыли все выходы, загнав жителей в ловушку. Сейчас дорога вела прямиком на юг, к большой церкви Святого Иоанна. Ещё оставался парк Кайвопуисто. Может быть, там безопасно?

Дорога разделилась. В одну сторона она вела обратно на запад, к верфям. Туда она не пошла, попытавшись сначала разыскать отца. Он пропал, затоптанный толпой, или попал в огонь. Церковь Святого Иоанна уже горела. Это зрелище заставило многих отказаться от этого пути, но Kристианна, не обращая внимания на огонь, выбрала южное направление. Она смертельно устала и не чувствовала ног, но продолжала идти, огибая пожары, которые приближались со стороны порта и верфи Акера. Три больших очага пожирали Хельсинки, захватив уже и парк Кайвопуисто. Она остановилась, только выйдя к морю, и упала в обморок. Волны касались её ног. Очнувшись, она долго не могла шевелиться вообще, только смотрела, как пожары сходятся в центре города. Намного позже ей удалось доковылять к острову Харрэкка, который находился на мелководье в паре сотен метров от берега. Там, вместе с остальными беженцами, Кристианна наконец ощутила себя в безопасности, но понимала, что из всей семьи выжила она одна.

Кольский полуостров, окрестности Летнереченского[195], лыжный взвод 78-й сибирской пехотной дивизии

— Товарищи партизаны! Армия просит вас о помощи! — лейтенант Станислав Княгиничев рассматривал мужчин и женщин, ответивших на просьбу о сборе. Его призыв донёсся до отрядов, затаившихся в деревнях и лесах. Люди достали бережно припрятанное оружие и пришли, чтобы помочь армии в момент нужды. Князь смотрел на них с гордостью. Это требовало большей смелости, чем можно было бы представить. Армия отвоюет и уйдёт, а партизаны останутся, и гитлеровцы вполне могут явиться отомстить. С такими людьми Родина в безопасности. Настороженная, недоедающая, осажденная, но надёжно защищённая. Заметил он и ещё кое-что. Партизаны намного лучше вооружены, чем его бойцы – у всех немецкие автоматы со множеством запасных магазинов и целые гирлянды гранат. Даже у тех те, кто носил гранатометы, немецкие "Панцерфаусты" или отечественные РПГ-1, всё равно были автоматы и гранаты. Вот истинная мера этих людей. Каждая автомат означал немца, оставшегося где-то во мраке ночи.

— А как партизаны могут помочь армии, товарищ лейтенант? — спросил командир самого большого отряда. Говорили, что у него полсотни человек.

— На железной дороге стоит мощное орудие, принадлежащее американскому флоту. Фашисты очень хотели захватить его. Но союзники сумели вывернуться из всех расставленных ловушек. Американские моряки, русские инженеры, мои собственные лыжники – все вместе мы сражались за то, чтобы вернуть орудие в безопасное место, и оно снова сможет стрелять по фашистским тварям.

— Почему они не отдадут его нам? Нам бы не помешала артиллерия! — по комнате прокатился шелест согласия.

Князь усмехнулся.

— Братец, это вооот такое орудие. Сорок сантиметров!

Партизанский командир поднял руки вверх, развёл их сначала примерно на двадцать сантиметров, а потом вдвое больше. Послышались приглушённые восхищённые возгласы. Это, безусловно, отличное орудие. "Царь-пушка", — подумал кто-то из стариков.