Воины зимы

— Сутки, босс. Она сбежала из госпиталя и присоединилась к Генри с Ахиллией. Носятся с ней как курица с яйцом. У них что-то вроде полноценной палаты, в комплекте с кроватью, доктором и парой медсестер. Разместили в передней части "Конни".

Стёйвезант кивнул. С-69 использовались для эвакуации раненых из России. Эти же наработки применили для быстрого и безопасного возвращения Играт.

— Хорошо. Объясните сэру Арчибальду, что он лучший пластический хирург Североамериканском континенте. Если он не исправит её нос как положено, то станет лучшим пластическим хирургом, плавающим в Потомаке.

Он немного поколебался и взял себя в руки.

— Нет, он хороший человек. Не стоит. Просто скажи, что ему доверилась красивая девушка. Получится намного лучше.

Лилит кивнула и вышла. Через несколько секунд появился ЛеМэй.

— Рад вас видеть. Как прошёл налёт?

— На Хельсинки? Так себе. Одна из трех групп отбомбилась не на ту цель. Они промахнулись мимо главных сортировочных станций и накрыли меньшие, дальше на юг. Их радарные снимки одинаковы. Надо поговорить об этом с Томми. Он способен на лучшее. Большая часть южной половины города сгорела. Если бы 7-я не промахнулась, было бы меньше. Мы потеряли 17 самолётов. Девять B-29, пять F-61 и три F-65. Сбито около десятка He.219 и Me.110.

— 110-е? Я даже не знал, что они вообще остались.

— Финские же. Нам повезло. В следующий раз МЗА будет наготове.

— Мы устроили утечку сведений, будто цель налёта – вынудить нацистов снять лёгкие зенитки с линии фронта и снизить потери штурмовиков. Они этому, конечно, не поверят. Воспримут как разовый финт, который мы не сможем повторить. Воспримут его как жест отчаяния, последнюю попытку найти применение всем наличным бомбардировщикам. Завтра в газетах будет полно статей о том, что Томми Пауэр расколол орешек и научился сносить города. Низко, быстро, зажигалками по крышам.

— Низко, быстро, зажигалками. Да поможет нам бог, если мы действительно измыслим такую тактику, — ЛеМэй потёр глаза. — Вы хотели устроить встречу?

— Ага. С вами, Гровсом и комитетом контроля. Прибыли новые сведения, которые нужно довести до всех заинтересованных. Это усилит наши позиции, немного, но поможет довести работу до конца. Ещё позовём генерал-майора Донована, но вряд ли он будет в состоянии.

ГЛАВА 12 НАВЕДЕНИЕ ПОРЯДКА

Финляндия, южная часть Хельсинки

Странное дело. В мягких, сероватых рассветных лучах разрушения казались не такими уж тяжёлыми. Коробки зданий всё ещё стояли. Стёкол не было, стены вокруг оконных проёмов закоптились, но стены уцелели. Только с воздуха можно было оценить опустошение – дома действительно превратились в пустые коробки, их содержимое выгорело. Зажигалки упали на крыши, уже поврежденные мелкими фугасами, и подожгли перекрытия. С огнём, наверное, можно было бы справиться, но сброшенные первыми тяжёлые бомбы выбили ударной волной стёкла. Пламя стало втягивать воздух через всё здание, превращая отдельные очаги в сплошные пожары. Тяга захватывала угольки из соседних домов, выбрасывая их наверх, и в итоге Южный Хельсинки сгорел до неузнаваемости.

Маршал Маннергейм смотрел на разрушенные здания. Ничто не выдавало бури чувств, бушующей в нём. Под его руководством финская армия сражалась с Советской в Зимней войне. Он полагал, что успех спас Финляндию от советской оккупации. Но потом проклятые глупцы-политики в надежде на возврат территорий, утраченных в 1940-м начали Долгую войну. Они грезили о Великой Финляндии, занимающей весь Кольский полуостров. В своих заблуждениях они не подозревали, что это вызовет конфликт с американцами. В то время Россия была в одиночестве, и казалось, Германия бесспорно выиграет. Но явились американцы – с бесконечными запасами оружия и безжалостным стремлением победить, любой ценой. Оглядываясь по сторонам, Карл Густав подумал, что ценой может быть и Южный Хельсинки. Вовсе не такое требовалось ему в 78 лет. И уж тем более не то, что могло последовать. Такой же погром может грозить всем городам Финляндии. Начиная с уцелевших частей Хельсинки.

В этом же автомобиле, на заднем сиденье, ехал президент Ристо Рюти. Он смотрел не на изломанные здания – на людей. Или, скорее, на то что от них осталось. Почерневшие огарки, оставленные пожаром. Машина остановилась в небольшом сквере возле проспекта Маннергейма. Здесь люди столпились в напрасной надежде выжить. Когда подошёл фронт пламени, оставалась всего одна узкая улица. Её устье было загромождено грудой обугленных трупов. Десять или двадцать тел в высоту и впятеро больше в глубину. На мгновение он представил, каковы были последние минуты жизни тех, кто отчаянно пытался убежать, когда приблизился огонь.

— Почему они сделали такое? За что? — голос Рюти дрожал от волнения и замешательства.

— За что? — Маннергейм едва поверил, что президент спрашивает об этом. — Мы топили их корабли. Мы сбивали их самолёты. Мы убивали их солдат. Мы напали на них, убедив ранее, что по всём нашем участке фронта действует перемирие. Думаю, хватит?