Работа моя в Оскоме была тоже неинтересной: с утра до вечера ко мне приходили инженеры, архитекторы, представители разных учреждений, которые только по ордерам за моей подписью могли получить из складов материалы, оставшиеся в небольших количествах. Я должен был оценивать важность построек, «умерять аппетиты» строителей и сообразно с этим выдавать материалы или отказывать в них. При своих сомнениях я садился в автомобиль и ехал на место проверять строительство в натуре. Я невольно приобрел массу врагов, многие не хотели считаться с моим авторитетом, но В. Д. Бонч-Бруевич находил мои распоряжения правильными и говорил, что экономичный расход материалов и контроль за постройками вносят порядок в развивающееся строительство.
В моем техническом отделе было всего семь сотрудников, и начальники других отделов постоянно нападали на меня за то, что я будто бы не развиваю свой отдел; у них же число служащих вырастало до громадных цифр. Вспоминая сейчас свою работу в Оскоме, убеждаюсь, что был прав: я смотрел на существование Оскома как на временную меру для обуздания беспорядочного строительства, когда каждый считал свою работу самой важной для Республики и не хотел считаться с потребностями других. При своем опыте я считал, что один могу лучше разобраться в общей картине спешной и беспорядочной строительной деятельности, с большим числом сотрудников я тратил бы массу времени на контроль и совещания, и для меня было совершенно непонятным загромождение служащими целого ряда вновь формируемых учреждений, из которых большинство, конечно, являлось временными.
Оском просуществовал около года и, конечно, не мог при самом энергичном отношении к делу быстро направить в правильное русло не только все строительство Москвы, но и большое количество заводов, вырабатывающих материалы. На смену нам явились новые работники, и деятельность Оскома приняла другое направление, выразившееся со временем в контрольный орган Управления московского губернского инженера. Теперь и это управление реформировано и заменено новым управлением при Моссовете, в обязанности которого входит выдача разрешений на все московские новые постройки.
Во время моей службы в Оскоме в занимаемом нами доме произошел пожар, и часть помещений выгорела. Для их восстановления и ремонта я пригласил своего друга архитектора, сослуживца по Северному страховому обществу С. Ф. Воскресенского, и после этой работы мы несколько лет работали вместе. Первая наша совместная работа – перепланировка помещений и уборных артистов Малого театра и полная перестройка системы центрального отопления театра. На этих работах я близко познакомился с артистами А. И. Южиным и С. А. Головиным, которые принимали самое деятельное участие при решении вопросов перепланировки закулисных помещений. Во время антракта одного из спектаклей я увидел на фоне опущенного красного занавеса чрезвычайно интересные и типичные профили Южина [64]
и Бахрушина [65], которые, стоя, беседовали у самой рампы. Я тут же зарисовал эти профили на клочке бумаги, а дома по свежей памяти воспроизвел их акварелью. Подлинник этого рисунка находится у Л. В. Собинова [66], а копия попала в театральный музей Малого театра. Помню одну вечеринку в артистическом фойе. Одна из молодых артисток пожаловалась мне на измену своего товарища, и я, найдя его среди другой группы артистов, привел и поставил на колени перед обиженной, потом она благодарила меня и уверяла, что с этого вечера он опять стал проявлять к ней прежнюю симпатию.