Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора

Между тем моя частная жизнь протекала с ее горестями и радостями, сменявшими друг друга. В один из праздничных дней я поехал на дачу к Ф. Д. Остроградскому, но на другой же день рано утром меня разбудили сообщением, что сын мой опасно заболел. Приехала жена моего старшего брата и сообщила мне, что сын мой скоропостижно скончался. Эта добрая, отзывчивая и умная женщина взяла на себя тяжелую обязанность сообщить мне о горе, которое, конечно, повергло бы меня в полное отчаяние, если бы она с чисто женской добротой и чуткостью не приняла в моем положении живейшего участия. Своей любовью и ласкою она помогла мне снова стать на путь труда и деятельности, не покидая меня своими заботами ни на один день. Я сильно привязался к ней и полюбил. Она стала моей второй женой и большим другом, и ее взрослые дети стали моими детьми, так как их отец уже давно отшатнулся от семьи и в своем непонятном заблуждении не мог оценить того сокровища, которое сама судьба дала ему в лице редкой жены и исключительных детей – сына и дочери, привязанных к воспитавшей их матери всеми силами души. Мы расписались в загсе Лефортовского района, и Антонина Петровна Рерберг, не меняя своей фамилии, переехала в мой дом по Денисовскому переулку. Мы заняли две комнаты от нашей прежней квартиры во втором этаже, и, кроме того, на низких антресолях помещались две мои рабочие комнаты с полным архивом чертежей и дел за всю мою архитектурную деятельность. В большой комнате, рядом с нашими, поместились мои сестры, которые должны были выехать из дома отца, нижнюю же квартиру заняла семья биржевого маклера Маслих. Эта отвратительная семья, очевидно, привыкшая к легким доходам своей специальности и строившая свое благополучие на неблагополучии других, не только не платила за квартиру, но и категорически отказывалась принять участие в работах по ремонту и отоплению дома. Маслихи заселили свободные комнаты дома своими приспешниками и начали околачивать пороги МУНИ и РУНИ, писать на нас доносы и принимать всевозможные меры, чтобы создать жилищное товарищество и сделаться хозяевами дома. В своих домоганиях они дошли до того, что непременно хотели отнять у нас две комнаты мастерских и «притянули» меня к народному суду, подделав на повестках мою подпись. Я узнал об этом деле только тогда, когда народный суд уже постановил отобрать у нас две комнаты, и принужден был пригласить юриста для защиты своих интересов. В моем деле приняло участие КУБУ и командировало своего юрисконсульта. Два раза народный суд постановлял отобрать у нас комнаты, и оба раза высшая инстанция отменяла постановление народного судьи, делала ему выговор и требовала прекращения дела. Я никогда не умел хлопотать о своих интересах, но в данном случае я считал, что по новым революционным постановлениям дом в две квартиры должны были оставить в моей собственности, и в этом убеждении меня поддержали некоторые мои друзья и знакомые. Однако оказалось, что открытая против нас темная кампания сильнее, главным образом своей бессовестностью, и дом был муниципализирован для образования жилищного товарищества в двух небольших квартирах. Мы платили за свои комнаты вдвое больше, чем все остальные жильцы вместе взятые. В комнатах стояли временные печи с железными трубами, стало холодно и сыро. Мы с женой мечтали найти новую квартиру, тем более что все неприятности и постоянные объяснения по поводу наших комнат сильно расстроили здоровье моей жены.