Вокруг Чехова

и, несмотря на тьму кромешную, пошли. Спустившись вниз, перешли по лавам через реку,

долго шлепали по мокрым лугам, затем по болоту и, наконец, вошли в дремучий

Дарагановский лес. Было дико в такую пору видеть, как из мрака к фонарю протягивались

лапы столетних елей и кустов, а {159} дождь лил, как во время Ноева потопа: в локоть

толщиной. Но вот и Максимовка. Отыскиваем избу горшечника, которую узнаем по битым

вокруг нее черепкам, и, не постучавшись, не окликнув, вламываемся к Левитану и

наводим на него фонарь.

Левитан вскакивает с постели и направляет на нас револьвер, а затем, узнав нас, он

хмурится от света и говорит:

– Чегт знает, что такое!.. Какие дугаки! Таких еще свет не пгоизводил!..

Мы посидели у него, посмеялись, брат Антон много острил, и благодаря нам

развеселился и Левитан.

А несколько времени спустя он переселился к нам в Бабкино и занял маленький

отдельный флигелек. Брат Антон настоял на том, чтобы вместе с ним там поселился и я, и,

таким образом, моя жизнь с Левитаном потекла совместно. Один из Чеховых80 написал

стихи следующего содержания:

А вот и флигель Левитана,

Художник милый здесь живет,

Встает он очень, очень рано

И, вставши, тотчас чай он пьет...

И так далее.

У Левитана было восхитительно благородное лицо, – я редко потом встречал такие

выразительные глаза, такое на редкость художественное сочетание линий. У него был

большой нос, но в общей гармонии черт лица это вовсе не замечалось. Женщины

находили его прекрасным, он знал это и сильно перед ними кокетничал. Для своей

известной картины «Христос и грешница» художник Поленов взял за образец его лицо, и

Левитан позировал ему для лица Христа. Левитан был неотразим для женщин, и сам он

был влюбчив необыкновенно. Его увлечения протекали бурно, у всех на виду, с разными

глупостями, до выстрелов включительно. С первого же {160} взгляда на

заинтересовавшую его женщину он бросал все и мчался за ней в погоню, хотя бы она

вовсе уезжала из Москвы. Ему ничего не стоило встать перед дамой на колени, где бы он

ее ни встретил, будь то в аллее парка или в доме при людях. Одним женщинам это

нравилось в нем, другие, боясь быть скомпрометированными, его остерегались, хотя

втайне, сколько я знаю, питали к нему симпатию. Благодаря одному из его ухаживаний он

был вызван на дуэль на симфоническом собрании, прямо на концерте, и тут же в антракте

с волнением просил меня быть его секундантом. Один из таких же его романов чуть не

поссорил его с моим братом Антоном навсегда.

С. П. Кувшинникова.

С этюда худ. А. С. Степанова,

конец 1880-х годов.

Публикуется впервые.

Архив В. Н. Маштафарова.

Жил в Москве в то время полицейский врач Димитрий Павлович Кувшинников. Он

был женат на Софье Петровне. Жили они в казенной квартире81, под самой каланчой

одной из московских пожарных команд. Димитрий Павлович с утра и до вечера исполнял

свои служебные обязанности, а Софья Петровна в его отсутствие занималась живописью

(одна из ее картин, между прочим, находится в Третьяковской галерее). Это была не

особенно красивая, но интересная по своим дарова-{161}ниям женщина. Она прекрасно

одевалась, умея из кусочков сшить себе изящный туалет, и обладала счастливым даром

придать красоту и уют даже самому унылому жилищу, похожему на сарай. Все у них в

квартире казалось роскошным и изящным, а между тем вместо турецких диванов были

поставлены ящики из-под мыла и на них положены матрацы под коврами. На окнах вместо

занавесок были развешаны простые рыбацкие сети.

В доме Димитрия Павловича собиралось всегда много гостей: и врачи, и художники,

и музыканты, и писатели. Были вхожи туда и мы, Чеховы, и, сказать правду, я любил там

бывать. Как-то так случалось, что в течение целого вечера, несмотря на шумные

разговоры, музыку и пение, мы ни разу не видели среди гостей самого хозяина. И только

обыкновенно около полуночи растворялись двери, и в них появлялась крупная фигура

доктора, с вилкой в одной руке и с ножом в другой, и торжественно возвещала:

– Пожалуйте, господа, покушать.

Все вваливались в столовую. На столе буквально не было пустого места от закусок.

В восторге от своего мужа, Софья Петровна подскакивала к нему, хватала его обеими

руками за голову и восклицала:

– Димитрий! Кувшинников! (Она называла его по фамилии.) Господа, смотрите,

какое у него выразительное, великолепное лицо!

Были вхожи в эту семью два художника: Левитан и Степанов. Софья Петровна брала

уроки живописи у Левитана.

Обыкновенно летом московские художники отправлялись на этюды то на Волгу, то в

Саввинскую слободу, около Звенигорода, и жили там коммуной целыми месяцами. Так

случилось и на этот раз. Левитан уехал на Волгу, и... с ним вместе отправилась туда же и