Вокруг державного престола. Соборные люди

Но разве могла она открыть государю правду? Не гнева его она опасалась. Она всегда будет помнить, что именно боярину она обязана тем, что стала царицей. И потому ей придется всегда его защищать, даже если в душе она с ним не согласна. Теперь вот пришел черед решить судьбу и ее любимой подруги детства и юности – Феодосии Прокопьевны Соковниной. Марью Ильиничну искренне волновала судьба всех ее сородичей, подруг, слуг, с кем соприкоснулась в жизни и кому по доброй своей воле покровительствовала. Обладая чистосердечным искренним характером, она считала своим долгом быть попечительной и сердобольной матерью каждому из своих подопечных и непременно устроить судьбу всякой дворовой девицы, или боярышни, жившей на высокой женской половине в царском дворе.

– Ответь честно, Феодосия, согласна ли ты пойти замуж за боярина Глеба Ивановича? Люб ли он тебе? Или не люб? Не скрывай правду. А то в душе потом, не дай Бог, попрекнешь меня за мое сватовство. Знаешь ведь, что тебе особенно желаю я счастья, – сказала царица. В голосе ее прозвучала искренняя тревога.

Феодосия вскинула голову, в глазах ее блестели слезы. Она поклонилась царице.

– Мне ли противиться, государыня матушка? Кроме вас, да царицы нашей небесной, есть ли еще утешительница и заступница мне на земле? А то, что люб или не люб.… Так ведь все происходит по милости Божьей и его воле! Я про боярина слышала, что он человек добрый и уважительный, и видела его издалека, он и лицом приятен, и фигурой не худощавый. Так чего же еще мне желать от мужа? – срывающимся звонким голосом проговорила Феодосия и доверчиво посмотрела на свою покровительницу.

– Вот и слава Богу! Как же я рада, что смогла порадовать твою душеньку. А то я, грешным делом, думала, что ты откажешься, стоишь вон какая грустная и молчишь, – с облегчением воскликнула довольная Марья Ильинична и с чувством исполненного долга троекратно перекрестилась, поглядев на иконы.

Потом она перекрестила с улыбкой Соковнину.

– Ну, подойди же ко мне, моя милая.

Феодосия бросилась к своей покровительнице.

– Дай же я тебя обниму, подруженька милая. Довольна ли ты теперь? – все еще сомневаясь, расспрашивала у будущей невесты царица. На глазах у нее тоже блестели слезы. Прижав к сердцу любимую подругу, Марья Ильинична троекратно ее расцеловала.

– Быть тебе, милушка моя, по Божьей и нашей с государем воле, женой боярину Морозову. Готовься к свадьбе, милая, – торжественно объявила она. – Да и у меня теперь о тебе душа болеть перестанет. Сама знаешь, как я о вас, своих подопечных, переживаю. Какая девица без мужа, да одна, такая перед миром и худым человеком беззащитная, – степенно заключила она и вздохнула.

– Спасибо тебе, голубушка государыня, матушка наша! – с чувством произнесла Феодосия, упав перед той на колени.

– Ну полно! Вон как в жизни-то получается: и поплачем вместе, и посмеемся, пока никто не видит. Совсем как раньше, помнишь ли, Феодосьюшка, как вместе росли да играли? – с волнением спросила Марья Ильинична и помогла той подняться.

Какое-то время обе они смущенно молчали, борясь с нахлынувшим волнением.

– Я тебе еще вот что скажу. Хоть ты родом из богатой семьи, да и отец твой, знаю: наградит тебя хорошим приданым, но и я тебя, Феодосия, не обижу! Соберу для тебя богатое приданое и выдам денег на свадьбу. Пусть у тебя, Феодосия, будет все как положено! Чтобы вся Москва на тебя поглядела, порадовалась. А кое-кто рот раскрыл бы от зависти. Вот, мол, как государыня близкую родственницу замуж богато выдает! – царица усмехнулась, представив, как вытянется лицо у Ртищевой.

Потом перешла к столу и с важным видом, обмакнув перо в чернильницу, написала расходную записку, где просила. Позвонив в колокольчик, Мария Ильинична приказала вошедшей ключнице выдать в мастерскую из Постельничего приказа разного материала для шитья одежды, драгоценных камней, жемчуга, золотых и серебряных нитей на вышивку. Приказала уже с завтрашнего утра посадить в светлицах девиц шить приданое для невесты.

* * *

Ночью поливал сильный дождь. И дороги в окрестностях села Коломенского развезло. К утру дождь еще моросил, и на улице качалась влажная и туманная пелена.

Боярин Одоевский вышел на крыльцо Полковничьей палаты, где он провел эту ночь. На крыльце толпились стрельцы в синих кафтанах. Завидев его, стих веселый говорок. Стрельцы расступились перед ним.

Одоевский подошел к перилам, остановился. Увидел около Приказной палаты боярина Околоткова и дворецкого царицы Соковнина и решил обождать, пока те уйдут.

Вот через Передние ворота проехала внутрь тяжело нагруженная товаром телега, на которой сидели, качаясь в такт движеньям колес, трое мужчин. Их головы и плечи покрывали вывернутые наизнанку рогожные кули. Заляпанные грязью колеса и понурые головы лошадей свидетельствовали, какой долгий путь проделали они по раскисшей и непролазной дороге.