Вокруг державного престола. Соборные люди

Но хитрый и умный Мужиловский, будучи опытным дипломатом, уклонился от прямого ответа, заявив, что сопровождает иерусалимского патриарха, потому что запорожское войско воюет с поляками и, дескать, патриарху Паисию угрожала в дороге опасность. Его же долг был защитить патриарха. Также он рассказал Волошенинову и Иванову о том, что черкасы отвоевали у поляков воеводства Киевское, Брацлавское, Подольское, Черниговское со всеми уездами и много поляков в тех местах побили. «Их побито было такое количество, что трупы их звери не успевали поедать», – рассказывал он.

Выйдя из Посольского приказа, Силуян Мужиловский велел ямщику ехать к Чудову монастырю к иерусалимскому патриарху Паисию. По дороге он собирался с мыслями и размышлял о том, что заметил во время допроса.

Паисий как будто ожидал его. Величественным жестом подал руку для поцелуя, перекрестил и испытующе поглядел на Мужиловского.

– Чует мое сердце, что те, кто меня сегодня расспрашивали, не хотят войны с Польшей. Поэтому среди них не найдем мы сторонников. Гетман сказал, что нужно повидать боярина Морозова. Через боярина к царю шли от нас депеши и челобитные, – сокрушенно поделился Мужиловский своими впечатлениями от визита в Посольский приказ.

– Я знаю. Но боярин Морозов совсем недавно вернулся из ссылки и вряд ли сейчас нам поможет. К тому же приказы, которыми он заведовал, сейчас подчиняются царскому тестю Милославскому. Я слышал, что он не сторонник идеи начала военных действий с Речью Посполитой, – сказал Паисий

– Верные сведения?

Паисий утвердительно кивнул.

– Думаю, что пока мы здесь, не следует терять время и нужно попытаться найти кого-то из приближенных к царю, чтобы потом через него и действовать в нашем деле, – предложил Мужиловский.

– Я тоже так думаю. Когда будет нам велено быть на приеме у государя, тогда и поглядим, что скажут московские бояре.

* * *

Московское утро четвертого февраля выдалось пасмурным, холодным и ветреным. Священники подъезжали к Кремлю на укрытых разноцветными пологами санях, укутанные поверх облачений в теплые долгополые соболиные или черно-бурые шубы. Митрополиты, архиепископы, епископ, архимандриты, игумены и протопопы вылезали из саней и проходили во дворец, где рассаживались на своих местах на скамьях в Средней палате. Ждали выхода царя и начало думского заседания по случаю приезда высокого иерусалимского гостя.

За ним в Чудов монастырь из дворца отправили утепленные сани: для патриарха Паисия – крытые вишневым сукном, для запорожского полковника Мужиловского – черным.

Когда санный патриарший обоз подъехал к Боровицким воротам, до слуха патриарха Паисия долетел шум и крики толпы, сопровождаемые выстрелами из пушек и торжественно-гулким перезвоном колоколов на всех колокольнях московских соборов: Успенского, Архангельского и Благовещенского. За санями Паисия, не отставая, мерно покачиваясь в седле, следовал верхом пристав Посольского приказа, князь Ефим Мышецкий. За ним шли пешим ходом московские архимандриты и келарь, казначей, архидиакон, черные попы и дьякон, простые старцы и приехавшие вместе с патриархом служебники.

Возле Благовещенской церкви Паисия встречал патриарх московский Иосиф, облаченный в золоченую ризу, в руке его был жезл, на голове – богато украшенная митра. За ним стояли митрополиты и архимандриты, среди которых выделялся высоким ростом и мрачной статью архимандрит Никон.

В Благовещенском соборе отслужили праздничный молебен в честь приезжего знатного гостя. И снова торжественно и гулко звонили колокола на всех кремлевских звонницах. После молебна обоз с сидящими в санях обоими патриархами иерусалимским и московским, звеня сотнями серебряных бубенчиков на конных сбруях, двинулся к царскому дворцу. Остановились на Патриаршем дворе. Оба патриарха шествовали пешком к крыльцу Благовещенского собора, по которому обычно всходили высокие послы и делегации христианских государств.

– Святейшего патриарха святого града Иерусалима и всея Палестины Паисия милости просим пройти в Золотую палату, – кланяясь, густым баритоном почти пробасил, будто дьякон на службе, князь Ахамашуков-Черкасский.

Иерусалимский патриарх и следовавшие за ним запорожские казаки были с первых же минут поражены роскошью и великолепием царского дворца. Разинув рты и беспрерывно оглядываясь по сторонам, стараясь хоть что-то запомнить, они шествовали по ярко и торжественно освещенным коридорным переходам к Золотой палате, минуя рослых молодцов внутренней охраны, наряженных по случаю их приема в парадную белую форму.

Князь Ефим Мышецкий вошел первым в палату и объявил о прибытии на Москву иерусалимского патриарха. Патриарх Паисий увидел впереди восседающего в левом углу палаты на царском троне знакомого ему по гравюрам московского государя Алексея Михайловича.

Царь смотрел на него весело и с живым любопытством. Одет он был по-праздничному, как для торжественных приемов иноземных гостей: на голове красовалась богато украшенная самоцветами шапка Мономаха, на груди висело тяжелое драгоценное ожерелье, в руке крепко сжат державный скипетр.