Вернувшись в уютный и безопасный мир нашего купе, я закрыла дверь на задвижку и увидела, что Марк и Джем уже переобулись в махровые тапочки и сейчас, разделив между собой булочки со свининой, решали, какой фильм посмотреть перед сном. С момента прибытия Марка я замечала изменения в Джеме. Пока я работала, он занимал себя делом, но я знала, что на нем сказались последние несколько недель, и чувствовала, что стойкость и терпение понесли урон. Но Марк, казалось, вдохнул в нас энергию, и мы вновь были к готовы к свершениям. Сдвинув шторы в одну сторону, я приложила руки лодочкой к окну: огни поезда освещали многоквартирные дома, мимо которых мы сейчас мчались. Казалось, что земля покрыта снегом, но, скорее всего, мое воображение просто выдавало желаемое за действительное. Четвертую полку не должен был занять новый пассажир, поэтому мы расстелили постели, включили фильм на ноутбуке и скользнули под одеяла. Свет был погашен, желудки полны – все способствовало крепкому здоровому сну. Вскоре я услышала мерное и глубокое дыхание. И Джем и Марк задремали, синий свет экрана освещал их спящие лица. Закрыв ноутбук, я поднялась на верхнюю полку, а поезд, слегка раскачиваясь, продолжил свой путь в темноте.
Глава 11
Вива Ла Лхаса-Вегас!
Я проснулась с ощущением, будто кто-то сидел на моей голове. Я попыталась встать, но мой череп был сдавлен невидимой силой. Некоторое время я лежала в темноте, слушая странное шипение откуда-то сверху. Я ожидала, что запах чистого кислорода будет сладковатым, но воздух, задуваемый в купе, был промозглым и пах сигаретами. Пытаясь разбудить Джема и Марка, я немного приподняла непрозрачную шторку, закрывавшую окно, так, чтобы пробившийся луч света смог вывести нас из комы, вызванной горной болезнью. Тибетское плато напоминало картину Ротко[56]
: желтая полоса поднималась до середины окна, где отделялась от синей зигзагом горной гряды, припорошенной снегом. Желтая степь и синее небо простирались настолько далеко, что казалось, будто вдали, у горизонта, уже идет следующая неделя. От таких видов захватывало дух, как и от увеличивающейся высоты над уровнем моря: более 3800 метров. Воздух с трудом проникал в легкие, приводя меня в полуобморочное состояние. Марк сумел приподняться, чтобы запечатлеть виды за окном, в то время как Джем продолжал лежать, уткнувшись в подушку и проявляя признаки ранней стадии трупного окоченения. Один взгляд в зеркало подтвердил, что и я умерла этой ночью: мои губы потрескались, ногти посинели, а цвет кожи приобрел оттенок почти как у больного желтухой. Откопав в сумках шарфы, перчатки и гольфы, мы, в попытке согреться и утолить жажду, разделили на троих жасминовый чай из фляжки Марка и помятый во сне батончик сникерс из кармана Джема. Нашим попутчикам, едущим в коридоре на откидных сиденьях, было не сильно лучше. Один из них присосался к кислородной трубке, прикрыв слезящиеся глаза. Сочувствия к нему я не испытала: после города Голмуд, в котором вагоны герметизировались, он вовсю курил, несмотря на запрещающие таблички.За две предыдущие недели я вроде бы привыкла к традиции китайцев бросать шелуху от семечек и плеваться прямо на пол, но примириться с курением я не смогла. Из всех использованных сигарет в мире каждая третья выкуривается в Китае, и от употребления табака каждые тридцать секунд умирает один человек. И я точно была следующей. Хотя бы по этой причине продолжение путешествия вторым классом больше не обсуждалось. В густом, синем от дыма воздухе прогуливались люди с золотыми зубами в майках и шлепанцах, демонстрируя близость к раку легких последней стадии. Первый класс, однако, обладал минимальным преимуществом, так как в нем курильщики обычно собирались в тамбуре. Впрочем, многие, как и наш сосед, тайком запирались в купе. Раньше я об этом не думала, но теперь до меня дошло, что, когда находишься в стране с высочайшим уровнем загрязнения воздуха и вдыхаешь кучу вредных веществ ежедневно, становится неважно, куришь ты или нет. Возможно, пачка дешевых сигарет «Панда» была бы даже полезнее.