Из-за своего расположения и богатых природных ресурсов Тибет немало страдал, но в 1950 году все стало значительно хуже, когда Китай осуществил полномасштабное военное нападение на регион, заставив лидеров страны подписать договор, который привел к военной оккупации. В 1959 году крупное восстание против китайцев привело к тысячам тибетских смертей – инцидент, который правительство Китая отрицает – и заставило Тензина Гьяцо, далай-ламу, бежать из дворца Потала и искать убежище в Дхарамсале в Индии; более 80 000 тибетцев последовало за ним. «Культурная революция» развернулась в Китае в середине 1960-х годов, приведя к осквернению почти всех монастырей Тибета, разрушению библиотек и уничтожению картин. Ханьцы заполонили Тибет под предлогом развития региона, однако их основной целью была добыча местных ископаемых богатств – меди, золота и серебра, при этом никто не заботился о загрязнении природы и массовом опустошении и разрухе. Антиправительственные протесты и самосожжения монахов, монахинь и простых тибетцев привели к тому, что китайцы создали программу «патриотического воспитания», которая вынуждала всех тибетцев публично осуждать далай-ламу. Сегодня изображения далай-ламы запрещены по всей стране, и дома тибетцев регулярно подвергаются обыскам, обнаружение любого связанного с Его Святейшеством артефакта может привести к жестоким наказаниям.
Китайцы, однако, видят происходящее совсем под другим углом. Они утверждают, что Тибет никогда не был независимым государством и что на Западе сильно заблуждаются, романтизируя буддистскую культуру и сознательно игнорируя тот факт, что до 1959 года в Тибете царила феодальная система, при которой более 95 % населения находились во власти 5 % высших слоев общества, в которую входили коррумпированные ламы и богатые землевладельцы, которые жестоко избивали своих подданных, хотя доказательств этого утверждения мало. По данным китайского правительства, события 1959 года привели к мирному освобождению Тибета от его жестоких повелителей, и с тех пор Китай начал модернизировать отсталое общество, вливая миллиарды долларов в регион, развивая его инфраструктуру, отстраивая жилье, улучшая образование, способствуя туризму, что привело к повышению ВВП и резко возросшему уровню жизни местных тибетцев.
После быстрой остановки на обед Джампа повел нас в монастырь Дрепунг. Построенный на скалистом склоне холма и датируемый 1416 годом, он является одним из последних оплотов тибетского буддизма, где монахи продолжают вести традиционный образ жизни, молиться, заниматься хозяйством, обучать молодых монахов и существовать сами по себе. Когда-то в нем проживало более 10 000 монахов, но в настоящее время численность – всего около 500. Монахи готовились к ежегодному фестивалю Лхабаб Дучен, во время которого празднуется день сошествия Будды с небес обратно на землю. Во время подготовки повсюду обновляется слой краски, поэтому мы застали монахов за похлопыванием по стенам, дорожкам, деревьям, собственным волосам и халатам смесью краски и молока; лучи солнца отражались от сияющих белых поверхностей. Мимо прошел молодой монах, на вид ему было не больше 10 лет, на его найках болтались развязанные шнурки. Я улыбнулась ему, а он нахмурился в ответ, глядя на телефон в моей руке.
– Нет! – сердито бросил он, направившись прямиком к Джампе. После того как они перекинулись парой слов, монах вновь угрюмо посмотрел на меня и скрылся за деревянной дверью.
– Он хотел узнать, как сказать «не фотографируйте меня» на английском, – сказал Джампа. – Реинкарнация имеет важное значение в буддизме, и некоторые тибетцы считают, что, когда их фотографируют, таким образом забирается кусочек души, и он остается на земле после того, как они умирают.
Я, конечно, не винила монаха за этот всплеск раздражения. Внутри дворца Потала фотографировать было нельзя, но и здесь китайцы опять вооружились своими фотоаппаратами и селфи-палками. То и дело мы натыкались на очередного самовлюбленного туриста со смартфоном, который явно был уверен, что благодаря его лицу древний монастырь на заднем плане на фото будет выглядеть гораздо лучше. Я не понимала одержимости селфи. Люди считали их доказательством того, что ты и в самом деле побывал на месте с фотографии? Или это была вынужденная мера для страдающих амнезией, чтобы напоминать им, где они побывали в течение дня? Я редко фотографировала во время путешествия, за исключением снимков, которые были нужны мне в качестве помощи для написания книги, в основном это были дорожные знаки, информация о памятниках или фрагменты из местных газет и меню. Конечно, этим набором отпускных фотографий не получится похвастаться перед друзьями, но я предпочитала наслаждаться моментом здесь и сейчас. Последнее, чего я хотела, – лицезреть на фото по возвращении домой свое собственное лицо, сморщенное от ветра, с красным носом и несколькими сердитыми монахами на заднем плане.