Извиваясь, словно серебристая змейка из тостеров фирмы Dualit 1950-х годов,
Оказываясь на борту нового поезда, я первое время ощущаю себя как в новой школе: незнакомые лица, нервные улыбки и непреодолимое желание судить всех по ранцам и одежде. Вскоре, к нашей радости, колокольчик возвестил о приглашении пассажиров на ужин. Мы прошли вперед через несколько вагонов в вагон-ресторан, поезд раскачивался по мере того, как набирал темп. Аромат жареного мяса и свежего хлеба начал нас радовать с того момента, как мы переступили порог ресторана, в котором оказалось много пассажиров. Они проводили время за вином и разговорами; за гулом голосов почти не слышен был стук колес. Свободных мест за столами не было, поэтому Джем и я сели отдельно, прямо как новички в школе, которые проводят время в одиночестве из-за того, что у них пока нет друзей. Чтобы закрепить наш статус изгоев, проводник убрал приборы для двух других персон и оставил на столе только розу в вазочке. Наш ужин состоял из мяса ягненка на гриле и бутылки бургундского. Я начала испытывать беспокойное чувство, и в этот момент Джем сказал то, чего я и боялась: «Тебе тоже кажется, что люди пялятся на нас?»
Я действительно замечала, что большую часть вечера головы то и дело оборачиваются в нашу сторону, но не придавала этому значения, пока не стало ясно, что нас обсуждают за нашей спиной.
– Мы здесь самые молодые, причем моложе остальных в среднем лет на тридцать.
– Значит, я все-таки параноик, – ответил Джем, проводя пальцем по краю тарелки и облизывая с него соус.
– Не облизывай тарелку, и люди не будут так пялиться.
– Никто не видит.
– Возможно, никто и не видит, но, пожалуйста, не делай этого на публике.
– Может, все потому, что мы выглядим как бродяги.
– Мы и есть бродяги.
– Мы можем побыстрее закончить ужинать и вернуться в купе?
Ничто не казалось мне сейчас более привлекательным, чем поваляться в пижаме и носках с Джемом и бокалом вина. Мы заткнули бутылку вина пробкой и прошли мимо других столиков, кивая и улыбаясь, но в воздухе чувствовалась натянутость. Вместо того чтобы улечься спать, мы отправились на поиски вагона с панорамной стеклянной крышей, где обнаружили еще двух пассажиров, сидящих в темноте. Среди них был человек, напоминавший пожилого Алана Партриджа, одетый в шарф ручной вязки и красный кардиган, в руке у него был пустой стакан. Джем всегда расстраивался, когда видел людей, путешествующих в одиночку, и он тут же похлопал Клайва (так его звали) по плечу и предложил поделиться с ним вином. Клайв был из Фисбека. Он и его жена Сьюзан, которая по неизвестной причине сейчас сидела в этом вагоне за четыре ряда от него, праздновали свою сороковую годовщину свадьбы: поездка на этом поезде стала подарком их четверых детей.
– Поздравляю, – сказал Джем. – Это большое достижение.
– Вы женаты? – спросил Клайв. От него пахло сыром и чипсами с луком.
– Нет, мы обручились в этом году и поженимся следующим летом, ну я на это надеюсь.
– А, ну тогда поздравляю.
– Спасибо, у нас прекрасные отношения.
– Это пока вы не женаты.
У Джема от удивления приподнялась бровь.
– Так вы сейчас в отпуске? – Клайв кивнул в мою сторону.
– Нет, Мони пишет книгу. Мы путешествуем по всему миру на поездах.
– Так… А кто все это спонсирует?
В полумраке повисла давящая тишина.
– Я писатель. Это моя работа.
Клайв посмотрел на меня так, как будто я сказала, что у меня сифилис:
– Да, неплохая у тебя работа. А ты чем занимаешься?
Джем резко выпрямился, а я положила руку ему на колено.
– Я оставил свою работу, чтобы отправиться в путешествие с Мони, это входило в наш совместный план действий до того, как мы поженимся.
– Что ж, желаю вам обоим удачи. – Клайв уставился перед собой, лучи света от фар поезда прорезали темноту соснового леса.
– Ну мы, пожалуй, отправимся спать, – сказала я. – Только что прилетели из Японии, и джетлаг сказывается.
– Увидимся за завтраком, – сказал Клайв.
Я искренне надеялась, что не доведется. Когда мы прошли мимо Сьюзан, я поняла, что сидеть в четырех рядах от своего мужа – единственный способ прожить с ним в браке сорок лет.