— Здравствуйте, товарищи! С прибытием! — говорит мужчина средних лет, пожимая нам руки, — Проводите меня к капитану, я ваш шипшандлер.
Говорит он чисто, и мы не удержались:
— Где вы учили русский?
— Нигде. Я сам русский. Зовут Григорием. Мой дед с бабкой были еще детьми привезены сюда с Северного Кавказа. До революции.
Вместе с Григорием пришел клерк из банка, обслуживающего иностранные суда. Как-то так получилось, что Москва не предупредила Оттаву о нашем заходе в Канаду. Во всяком случае, в Ванкувере никто не знал о приходе «Зари». Нашу телеграмму с моря получила военная радиостанция и, хотя имела право этого не делать, передала ее капитану порта. Тот был удивлен, о таком судне (парусном, немагнитном) он ничего не слыхал, но все-таки прислал нам и лоцманов, и санитарного врача и шхуну поставил у стенки в самом центре города. Чиновник из банка тоже не имел никаких указаний на наш счет. В конце концов он выдал сумму, запрошенную капитаном, но все еще по инерции говорил:
— Я ничего не знаю о вашем судне. И никаких верительных грамот у вас нет. Но советские суда нас никогда не подводили.
— Простите, гражданы-товарищи! — вдруг раздается голос у трапа. — Я вот со своей подругой хочу трошки подивиться на ваш корабль. Што он и какой есть. Я Андрей Жук. Пустите до себя. Дюже охота посмотреть.
Мы предупредили канадские власти, что шхуна будет открыта для посещений ежедневно после обеда до семи часов вечера, чтобы и команда имела время для работы и знакомства с городом. Но отказать Андрею Жуку было невозможно. Оказавшись на «Заре», он представился. Белорус. Уехал из Львова в 1929 году, так как не мог найти в Польше работы. Сейчас служит барменом в отеле «Патриция». Там много западных украинцев, белорусов, уехавших из Польши за океан в поисках работы. Андрей Иванович мало разбирается в смысле нашей работы. Ему просто хочется походить по нашей шхуне, пожать нам руки, выкурить советскую сигарету. Просто побыть с нами. Когда он уходил, долго приглашал нас к себе.
— Я больше не смогу прийти. Но хлопцам скажу, они завтра все будут у вас.
Действительно, на другой день с самого утра стали приходить группами и в одиночку, целыми семьями жители города, фермеры из окрестностей и даже туристы из других стран. И среди них много русских, белорусов, украинцев. Говорят, что в одном Ванкувере тысяч двадцать пять русских, столько же украинцев и белорусов.
Наверное, у многих народов поздняя осень выделяется среди других времен года. Давно прошли трудная весна и жаркое лето, полные забот об урожае. Миновала горячая уборочная пора. Ссыпаны в закрома дары земли. Пусто в полях и садах. Окончены работы. И вот природа из уважения к земледельцу дарит ему несколько дней отличной солнечной, теплой погоды. Теперь он может немного отдохнуть. У нас это время называется бабьим летом. Может быть, потому, что только поздней осенью женщина-крестьянка может выкроить наконец две недели для отдыха. В Северной Америке эту пору называют индейской осенью. Ни американцы, ни канадцы не могли точно объяснить, откуда пришло это название. Но мне кажется, что, увидев лес, охваченный осенним огнем и золотом, первое, с чем могли сравнить его европейские переселенцы, — так это с пестрым убором индейцев Америки.
Я видел золотую осень в Подмосковье, в предгорьях Алтая и в подернутой первой морозной дымкой Уссурийской тайге. Осень в Канаде, казалось, собрала все самое красивое, что только есть на земле. Высоченные темно-зеленые редвуды и ели, словно почетный караул, замерли у безмятежно тихих озер. На их темном фоне рдеют кроны канадских кленов и золотые пятна берез. Горные массивы уходят к горизонту, постепенно теряя четкость очертаний. И только где-то далеко-далеко, словно мираж, сверкают в небе снеговые вершины.
Канадцы любят свой край. И они постарались нам показать все лучшее, что есть вокруг Ванкувера: лесосплав на реке Фрейзер, высотную дамбу на озере Капилано, глубокий каньон горной реки. На головокружительной высоте над рекой висит канатный мост. Он раскачивается под ногами, и кажется, что в любую минуту мы можем полететь в бурный поток. Серьезный, слегка угрюмый лес насквозь пропитан смолой. От этого сам воздух кажется до того густым, что его можно пить, как воду, как сосновый нектар. Буря, от которой нам удалось убежать, разгулялась на побережье. Все газеты несколько дней публиковали снимки домов с сорванными крышами, поваленных столбов линий электропередач, вывернутых с корнем деревьев. Некоторые районы города на несколько дней остались без света. Экономисты уже подсчитывают миллионные убытки, принесенные ураганом. Не устоял против него и вековой лес. Стволы высоченных редвудов и кедров в два метра толщиной лежали поверженными исполинами, придавая лесу вид таинственный и тревожный.