Читаем Вокзальный блюз полностью

Тащится, скрежещет электричка,

Месит осень тамбурную слякоть,

Запретили дождь над нею плакать,

Тот вокзал с зимою пограничен.

Сердце как вокзальными часами,

Отбивает встречи и разлуки,

Но на несколько секунд те стуки

Отстают, торопятся, вздыхают.

Я сегодня торговала сквозняками,

Провожала осень на распутье,

И навар оказался не скуден,

На ладони снежинки лежали.


Привокзальный мотель

Шалфейно-синие глаза,

Над пепельницей дым клубится,

Давай отбросим все «нельзя,»

Закрыты трассы, снег ложится.

У входа нам лукаво подмигнёт,

Хозяин привокзального мотеля,

Оставим за порогом стыда гнёт,

Всё будет так как мы с тобой хотели.

Срывается с рук, с губ и языка,

Греховный смех, объятья, поцелуи,

Скрипит, скрипит казённая кровать,

Пытаясь жар по телу успокоить.

За снежной шторой город рот кривит,

Глядит из всех замочных скважин,

Морозный воздух пьяно-ядовит,

Но нам с тобой уже не важно.

Аэропорт, прощанье, терминал,

Ты обернулся, в миг лицо мрачнее,

В глазах тоска, ты понял, ты узнал,

Что я любить по-воровски умею.


Над остывшим городом

Над остывше-замёрзшим городом,

Нависает продрогшее небо,

Из него колким ветром распоротым

Падал снег, крутясь вихрем нелепо.

В небесах все маршруты запретны,

Свистит ветер снег в окна бросая,

С сигареты упал, клубясь пепел,

Лёгкий дым взглядом я провожаю.

Моя жизнь словно зал ожидания,

Боль разлуки и радости встречи,

Записала себя я в табло расписания,

И оно любовью подсвечено.

Вечер чёрной громадою давит,

Город спит под небом из стали,

Для свидания срок часы отбивают,

Но сегодня забыли, устали.

Я когда-то сотру все границы,

Компас треснет, собьются все карты,

И доставят тебя перелётные птицы,

Только жаль прилетят они в марте.

Шаг за шагом по лестнице скользкой,

Мимо люди в оттенках разлуки,

Но никто не ответит мне – «Сколько

Будет город в плену у вьюги?»


В свете газовых рожков

В неясном свете газовых рожков

Синела ночь и отражалась в кружке,

Как чудо жду я стук твоих шагов,

Прижав своё лицо к твоей подушке.

Иллюзия присутствия тебя

Бессонницей за стрелки зацепилась,

Стучат часы рассветом мне грозя,

Продлить её как жаль, не в моих силах.

Опять твой самолёт застрял в ночи,

Аэропорт уснул под снежной пеной,

А я всё жду, но телефон молчит,

Затих, мерцает в темноте смиренно.

Упала книжка на пол шелестя,

Герои в ней как мы с тобой в разлуке,

И мягким пледом укрывает темнота,

Как будто обнимают твои руки.

В дрожащем свете газовых рожков

Уходит ночь и снег с собой уводит,

А я всё жду, но нет твоих звонков,

Лишь темнота и снег и кружка с кофе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия