Волчара

Но шутить на эту тему дальше не стал, видя, что Машка начинает обижаться.

Когда я вернулся домой на следующий день, Машка с недоуменным видом сидела на диване и смотрела на красивый букет роз в вазе на столике. Я и сам любил цветы и нередко дарил их Машке и другим женщинам, но эти были явно не от меня. Я вопросительно посмотрел на Машу.

– Родь! Представляешь, – заговорила она, отвечая на мой немой вопрос, – я пришла минут за пятнадцать до тебя, только успела переодеться, и вдруг звонок в дверь. А там какой-то парень с этим букетом. Спрашивает: такая-то? Да, говорю. А он мне, значит, – цветы вам, получите. И ушел. А в букете записка: «Прекрасной актрисе прекрасные цветы. Эдуард».

Машка выглядела растерянной. Она явно не знала, как себя вести. Конечно, она не страдала от недостатка поклонников ее женской красоты и умела с ними обращаться, но впервые ей пришлось столкнуться со знаками внимания, связанными с актерской работой. И, похоже, ее смущало вторжение в ее личную жизнь незнакомого человека.

– Маш! – успокаивающе произнес я, полагая, что понимаю ее замешательство. – Ведь это здорово. И цветы красивые. – Я улыбнулся и сел рядом с ней. – А ты как думала? – Я ободряюще похлопал ее по руке. – За популярность надо платить. А представляешь, что начнется, когда выйдет твой сериал? Боюсь, мне вообще не найдется место среди твоих поклонников.

Машка ласково прижала мою ладонь к своей щеке.

– Дурачок! – сказала она. – Боишься потерять место? А место для Родиона Зверева в моем вагоне СВ давно забронировано. И если пассажир опоздает, оно так и останется пустым.

Машка подошла к столику и внимательно со всех сторон рассмотрела букет.

– Красивый, черт. И дорогущий, наверно, – сказала она и вытащила его из вазы. – Я знаю, что с ним делать.

Машка решительно направилась к входной двери, видимо, собираясь выбросить цветы в мусоропровод.

– Маш! Не глупи. Букет ни в чем не виноват, – крикнул я вдогонку. – И подарили его, может, от чистого сердца.

Но своенравная Машка, естественно, меня не послушалась.

Ее не было относительно долго, дольше, во всяком случае, чем требуется, чтобы выкинуть мусор. Я уже хотел пойти выяснять, в чем дело, когда она, довольная, вернулась, и ее глаза хитро поблескивали.

– Родик! Помнишь, ты мне рассказывал про соседку по площадке. Ну, ту учительницу на пенсии, которая чуть не умерла из-за одиночества и отсутствия денег, а никто и не подозревал, что такое в наше время может случиться. Даже в газетах про этот случай писали. Я отдала цветы ей. Пусть порадуется. Ей сейчас многие всякое добро посылают. Она даже ничего и не заподозрила, когда я сказала, что из магазина, а цветы от ее бывших учеников. Даже наоборот, бабулька придирчиво рассмотрела подарок. Я бы сказала, скрупулезно. Так, как многие люди на днях рождения оценивают стоимость подарков. Знаешь, по-моему, благотворительность на бывшую учительницу подействовала развращающе.

Я пожал плечами. На пенсионерку-соседку мне было глубоко наплевать. Хотя то, что букет не полетел в помойку, меня обрадовало. Цветы было жалко.

Избавившись от роз, мы выкинули эту историю из головы. Я вдруг решил, что давно не выходил с Машкой в свет и предложил ей завалиться в какой-нибудь ресторанчик. Та ужасно обрадовалась и начала собираться. В это время раздался телефонный звонок. Я поднял трубку. Со мной заговорил странноватый, немного механического оттенка, низкий мужской голос. Знаете, типа такого, какой бывает в фильмах-ужастиках про злых киборгов.

– Добрый вечер! – вежливо сказал голос. – Могу я поговорить с Марией Витальевной?

Машке на мой домашний телефон звонили очень редко. Как правило, или родители из Курска, или ее подружка, сожительница по квартире в Отрадном.

– Простите, а кто ее спрашивает? – так же вежливо спросил я

– Эдуард, – ответил голос.

У меня дома телефон с автоответчиком, и, услышав имя, я, подчиняясь невольному импульсу, включил его на запись.

– Извините, а вы по какому вопросу? – поинтересовался я.

Машка только сейчас стала прислушиваться, поняв, что я веду какой-то странный разговор. Она вопросительно на меня поглядела, а я успокаивающе отмахнулся.

– Я имею честь разговаривать с Родионом Николаевичем? – с почти незаметной насмешкой спросил голос.

Я удивился. Для «совершенно обыкновенного маленького человечка», как он написал в письме, голос был чересчур хорошо информирован.

– Да, – ответил я. – А мы с вами знакомы?

– Сомневаюсь, – ответил голос. – Если бы мы были знакомы, то вы бы вряд ли меня забыли.

И в трубке раздался скрежещущий жутковатый смех. Я рассердился.

– Послушайте, Эдуард, или как вас там, перестаньте изображать из себя Фантомаса. Маши дома нет, – зло рявкнул я.

В трубке снова зазвучал смех.