Его взору вдруг открылась гора, блестевшая под лучами весеннего солнца. Колыхались травы, покрытые утренней росой, труженицы-пчелы перелетали с цветка на цветок. На склоне горы, на пастбище, паслось стадо овец, подобное белому облаку. Неподалеку на земле сидел сам Джуро. На коленях он держал Душко, а рядом стояли Вука, Илия и Миле. Вука варила обед, и от котелка поднимался ароматный пар.
Жизни старику было не жаль. Лучшие годы уже его прошли. Он был сыт по горло этим сумасшедшим, суровым миром и давно бы уже помер, да на кого было оставить беззащитных ребят?..
Теперь Джуро словно парил над вершинами своих родных гор, там, где они срастались с небом, парил над лесами с могучими деревьями. Он посмотрел вниз. Там все было таким маленьким, почти крошечным.
— Ты чего молчишь, старик? Или богу душу отдал? — услышал он ненавистный голос Стипе и с трудом раскрыл глаза.
Молодой солдат с безразличным видом подал усташу раскаленный штык. Плакала в голос Ханка. Рядом с ней, опустив глаза, молча стоял Муйо.
— А ты гляди, гляди, чего морду-то воротишь? — заорал на него Стипе. — С тобой, если что, мы сделаем то же самое! Мы тебя на кол посадим, как твои турки моего прадеда когда-то…
Муйо молчал. В глазах у него помутилось, и он чуть не потерял сознание.
Стипе медленно приблизился к Джуро.
— А что ты скажешь, если мы тебе глаза выколем? — спросил он, ткнув старика кулаком в лицо. По перекошенному от боли лицу Джуро текли слезы. Стипе приблизил штык к самым его глазам, и Джуро вдруг почувствовал нестерпимую боль. И мир в одно мгновение как бы превратился в ослепительно яркую точку.
Стипе отступил на шаг.
— Полюбуйся на него! — бросил он мельнику и, обернувшись к Джуро, сказал: — Если заговоришь, так и быть, я тебе другой глаз сохраню. И жизнь подарю, я ведь не жадный.
— Будь ты проклят, зверюга, — еле слышно прошептал Джуро. — От меня ты ничего не узнаешь. А попадешься в руки Михайло, он с тебя шкуру спустит!
— Напрасно ты, старик, упорствуешь. Тебя уже черти в аду поджидают.
Он опять приблизился к Джуро, размахивая раскаленным штыком.
Какая-то неведомая сила вдруг наполнила измученное тело старика. Он подобрался и что было силы ударил Стипе ногой в живот. Тот от неожиданности уронил штык и отлетел в угол, к мешкам с мукой.
— Ах ты, скотина! И ты еще смеешь перед смертью?.. Ну теперь у меня есть свидетели, что ты на меня первый напал.
Стипе вскочил с пола и посмотрел на столпившихся усташей. Схватив штык, он бросился на старика точно разъяренный зверь.
— Вот тебе, получай! — И он с размаху всадил штык в сердце Джуро. От удара тело старика закачалось, как колокол.
На мельнице воцарилась тишина. Было только слышно, как шумит вода на плотине.
— Ну что уставились, как бараны? Дело сделано. Лучше приготовьте носилки для убитых. А этот пусть повисит.
Усташи кое-как построились в колонну и покинули мельницу. Светало. Они шли осторожно, поминутно прислушиваясь, держа оружие наготове. Стипе предпочитал идти подальше от головы колонны и трусливо спрятался в ее середину. Он боялся, как бы его не узнали люди села, мимо которого предстояло пройти. А в том селе Стипе запомнили очень хорошо…
Как-то раз, а это было еще до войны, Баканяц надумал жениться. Приглянулась ему девушка, у которой уже был жених. Однажды деревенские парни подкараулили Баканяца и чуть не утопили в жидком навозе. Памятен был ему и другой случай. Все знали: когда Стипе садится играть в карты — а он был заядлым картежником, — он всегда мошенничает. Однажды крестьяне собрались в трактире, чтобы перекинуться в картишки, а кто-то не будь дураком, да и подсмотрел за Стипе. Ну и досталось же ему тогда!
«Не повезло мне, — думал теперь Баканяц, идя в колонне. — Хотел поймать лесника, а попался Джуро. А за него в штабе награды не жди, ни за что не дадут».
Колонна усташей подошла к месту, где река делала крутой поворот. Мысли Стипе прервал выстрел. Солдат, что шел в конце колонны, упал на дорогу мертвым. Усташи без команды открыли беспорядочный огонь. Но на их выстрелы никто не отвечал.
«Это он, лесник, — мелькнуло в голове Стипе. — Его-то я и ждал. Кто, кроме него, может напасть в одиночку на вооруженную колонну? Всем известно, что Михайло прекрасный стрелок. Кто же еще мог стрелять в сотника?»
Наконец отряд добрался до штаба. Поручик Батурина, дежуривший в ту ночь, увидев подводу с убитыми, принялся ругать Стипе на чем свет стоит:
— Как ты допустил такое?! И в бою не были, а уже трое убитых. Лучше бы пленного привели!
— На то и война, господин поручик. Вы бы спросили о нашей победе. Слышали выстрелы? Был жаркий бой, скольких мы партизан уложили! Здесь-то я и поймал главного партизанского разведчика Джуро Гаича.
— Так где же он?
— Умер во время допроса.
— Почему вы опять суетесь не в свое дело?! — вскипел Батурина. — Надо было сюда его доставить! Подлечили бы его немного, заговорил бы как миленький!