Волчье кладбище

Мы вновь нырнули в потасовку, третью за сегодня. Адам был значительно слабее. Куда его черти дёрнули ввязаться! Хотя старину Питера эта возможность вмазать Тео ещё разок явно очаровывала. Мы валяли друг друга по обеденному столу, сметая яства и утварь.

– Немедленно прекратить!

Я швырком сбросил с себя отморозка Гарри и разогнулся в дюйме от возникшего Дарта. Адам лежал у скамьи, очки его разбились, и во лбу на глазах наших росла основательная шишка.

Дарт переводил суровый взгляд с одного на другого, вычисляя, кого привлечь к ответственности. Естественно, выбор пал на меня и Адама.

– За мной!

Радовало, что я успел поесть хоть немного.

– Что это было? – спросил я у Адама в коридоре, плетясь за Дартом.

– Скотская шутка.

– Шутка?

– Про Агату, – нехотя поделился Адам.

– Что он сказал?

Адам раздражённо выпустил выдох через ноздри. Он так и не ответил, но позже я сам всё узнал.

Тео на днях встретил Агату в «Рожке» во время обеда. Он подсел и рассказал ей, что русские аристократы, те, что эмигрировали в Англию и Францию, нынче из блюдец пьют кофе, а иногда даже пиво. Он якобы сам это видел. И в доказательство подсовывал листок календаря с пьющей чай из блюдца русской купчихой с картины Кустодиева[64]. Агата вроде бы не поверила, но потом сдалась и вылила кофе в блюдце, чем вызвала хохот у посетителей. Очевидно, Тео напомнил об этом Адаму, уточнив, что в России из блюдец пьют только прачки и дворники.

В коридорной мгле к стенам крепились литые чугунные бра, источавшие слабую желтизну. Над лестничным пролётом заходящее солнце бросало на пол тусклые краски сквозь большие рубиновые витражи. Всё это нагоняло тоску.

Я сделал глубокий выдох. Что на этот раз? Пересадить деревья в лесу? Дарт наверняка уже прокручивал и такой вариант в голове.

Глянув через плечо, он сказал:

– Вам нужен лёд, Карлсен.

– А вы к груди его прижмите, сэр, вашего сердца будет достаточно, – заметил я.

Дарт отвернулся.

Пройдя длинный мрачный коридор, мы оказались в небольшом и довольно узком кабинете.

– Садитесь.

Мы опустили задницы на облезлые стулья напротив стола у единственного окна. Дарт сел на своё место и обвёл нас тяжёлым взглядом. Нет, всё в этой комнате было против её хозяина. Стол куцый, стулья маленькие, помещение узкое, окно выходит на запад, а значит, до вечера сюда не заглядывает солнце.

Дарт открыл ящик и достал кипу писчей бумаги, разделил её на две части и с грохотом шлёпнул стопки перед нашими носами. Он вручил нам по вечному перу и издевательски спокойным тоном изрёк:

– Пишите – «Я больше никогда не нарушу порядок». Вперёд!

– И пока не раскаемся? – спросил я.

Дарт кротко улыбнулся:

– Пока страницы не кончатся. Беда в том, что вы и после этого не раскаетесь.

Я облизал нижнюю губу, уставившись на воронье лицо Дарта.

Адам, как фокусник, достал из кармана запасные очки.

– Господин Дарт, мы студенты, а вы обращаетесь с нами, как со школьниками.

– Только потому, господин Карлсен, что вы сами ведёте себя как школьники.

– У нас не будет времени на домашнее задание, – попытался увильнуть я.

– У вас до рассвета вся ночь, Гарфилд. Вы и не такое успевали. – Дарт вновь улыбнулся.

Ну, будь по-твоему, антихрист! Придёт и для тебя время отмщения!

Я взял перо и принялся выводить абсурдное утверждение раз за разом. Адам повременил, думая о чём-то. Шишка на лбу красовалась, как третий глаз.

Я портил пятый или шестой лист, когда в кабинет вошёл Кочински, взмокший, как после часового матча. Шмекенбехерские ходики с кукушкой поприветствовали проректора, звякнув половину девятого.

– Завтра, – сказал он, тяжело дыша. – Министр будет у нас завтра.

Дарт приподнялся.

– Как завтра?

– Прибудет к обеду. Пьеса! С чёртовой пьесой что?

Дарт сглотнул.

– Ничего не готово, сэр. Это невозможно…

– Собирай репетицию, Дарт! Всех, немедленно… Где Тео?

– Понятия не имею, – устало признался Дарт. – Милек, я хотел поговорить о нём…

Кочински бросил на нас недовольный взгляд, словно знал уже, чем мы тут занимаемся, и коротко сказал:

– Выйдем!

Могли бы и в кабинете остаться, потому что дверь, как и всё у Дарта, была неважного качества. Мы с Адамом прекрасно слышали каждое слово.

– Грант серьёзный, без него Роданфорду будет тяжело начинать летний семестр, – сказал Дарт.

Кочински не ответил.

– То, что происходит здесь, не сможет оставаться лишь в этих стенах надолго. Если завтра ещё что-то произойдёт…

– Не говори так… Тео не посмеет сорвать спектакль… – сказал Кочински. – Он играет мученика, он будет стараться, Дарт, будет всю ночь репетировать.

– Что тебе важнее, Милек? – вдруг сурово произнёс Дарт, словно отчитывал одного из студентов.

Мы сидели тише воды.

– Не дать пойти прахом Роданфорду, доказать отцу свою состоятельность… – Дарт помолчал, – или скрыть причуды одного распоясавшегося студента?