Волчье время. Германия и немцы: 1945–1955

Для искупления «внутренней вины» все, кто мало пострадал от войны, должны были раскошелиться в пользу тех, кто потерял почти всё. Проще говоря: многие должны были отдать половину того, что имели, чтобы те, у кого не было ничего, смогли выжить. В деталях это масштабное перераспределение выглядело так: закон постановил, что владельцам земельных участков, домов и прочей недвижимости надлежало отчислить 50 % стоимости своего имения, находившегося в их собственности на 21 июля 1948 года. Эту сумму можно было выплатить в течение 30 лет по четыре платежа в год. Выгодоприобретателями были пострадавшие от войны: граждане, лишившиеся жилья в результате бомбежки, инвалиды и переселенцы. Компенсация полагалась им лишь за утрату недвижимости и имущества предприятия, но не наличных денежных средств и украшений. Особое место отводилось социальным аспектам: за утрату значительного состояния в процентном отношении предусматривалась меньшая компенсация, чем за утрату малого. Чтобы определить долю, причитающуюся переселенцам, и налоговое бремя плательщиков, были созданы так называемые бюро компенсаций, которым в последующие десятилетия предстояло обработать 8,3 миллиона заявок одних только переселенцев.

Вокруг этой сенсационной распределительной акции, которой в 1949 году предшествовали «сборы на неотложную материальную помощь», было столько ожесточенной полемики и борьбы, что, когда все закончилось, мало кто из немцев осознавал, какое удивительное по своей значимости решение было в конце концов принято и воплощено в жизнь. Напротив, после многих лет полемики и раздоров, когда никто уже даже слышать не мог выражения «компенсация ущерба, нанесенного войной», все остались недовольны. Те, кто не сильно пострадал от войны, чувствовали себя в незаслуженной роли дойной коровы, а переселенцам адресованные им выплаты были как мертвому припарка. С этой сварой немцы и прибыли в демократию, к повседневным тяготам непрестанной борьбы по ту сторону высоких слов и идеологий. Всеобщая склочность, сопутствовавшая затянутой полемике по поводу «Закона о компенсации ущерба, нанесенного войной», была признаком нормализации жизни. Правда, тот факт, что немцы так сурово, трезво, в сугубо прозаической манере решали вопрос о своей «внутренней вине» и в конце концов достигли тщательно, всесторонне отшлифованного компромисса, реализацией которого несколько десятилетий занимались 25 тысяч служащих и чиновников, никому не принес особой радости. Но с точки зрения сегодняшнего дня можно с уверенностью сказать, что это был необыкновенно удачный путь. Борьба за справедливое распределение налогового бремени, начавшаяся как жестокое культурное противостояние между коренным населением и переселенцами, прагматично и честно была переведена в парламентское русло. Тем самым и в Германии был заложен фундамент того, что позже стали называть гражданским обществом.

Самовосприятие немцев в течение нескольких лет кардинально изменилось. То, что они при национал-социализме превозносили как единство народа, обернулось для них после войны навязанным им извне союзом враждебных этнических групп. Союз же этот за годы экономического подъема превратился в общество, чуждое сантиментам и построенное на компромиссах, в котором все чувствовали себя в какой-то мере пасынками. Новый национализм на этом основательно разбалансированном, конфликтном фундаменте построить было едва ли возможно – неплохой исходный пункт для молодой демократии.

В пути