Волчье время

- Не надо никакого будить! – запротестовал Олрис, испугавшись, что с его подруги станется поднять на ноги весь дворец. – Я простудился, потому что ночью вышел на балкон и долго стоял там в одной рубашке, - соврал он, вспомнив вечер, когда он подслушал разговор мессера Ирема и Крикса.

- Тогда, может быть, тебе достать лекарство не от жара, а от размягчения мозгов?.. – спросила Ингритт, вскидывая бровь. – Ну ладно, полежи пока. Я спущусь в кухню и найду там все необходимое.

- Да ну, зачем?.. – вяло возразил Олрис, которому совершенно не хотелось, чтобы Ингритт уходила. Девушка прищурилась.

- Не знаю, на что ты рассчитывал, но я – не Меченый, и не умею исцелять людей одним прикосновением. При лихорадке поступают так: дают больным настой из ивовой коры, а еще заставляют их побольше пить и лежать под тёплым одеялом. Если жар не спадает несколько часов подряд, а самочувствие больного ухудшается, обычно делают кровопускание. Но, если у тебя обычная простуда, то до этого, скорее всего, не дойдет.

И, успокоив Олриса подобным образом, она накинула на плечи его теплый плащ и вышла в коридор.

Должно быть, несмотря на все насмешки, Ингритт в самом деле беспокоилась о нем – во всяком случае, вернулась она быстро. Олрис за такое время точно не успел бы отыскать на кухне ничего полезного – особенно если учесть, что в такой час Ингритт наверняка пришлось расталкивать спавших прямо на кухне поварят, чтобы узнать, где что лежит. Ингритт открыла дверь ногой, поскольку её руки были заняты подносом. От кувшина на подносе пахло чем-то умопомрачительным - Олрису показалось, что он различает запахи сушёных яблок, меда и гвоздики.

- Я попросила повара сварить тебе оремис и нашла на кухне уксус для компрессов, - сообщила Ингритт.

Кривясь от горечи, Олрис заставил себя проглотить вяжущий ивовый настой и запил его несколькими кружками оремиса. От уксусных компрессов ему ненадолго полегчало, но не успел он обрадоваться, что дело идет на лад, как жар опять усилился. Озноб и боль в костях сделались почти нестерпимыми, а в довершение всего Олриса начало отчаянно тошнить. Ингритт меняла влажные, прохладные компрессы у него на лбу и казалась все более встревоженной. Наверное, выглядел он действительно паршиво, потому что Ингритт сделалась непривычно ласковой – сидела на краю его постели, гладя его по руке, а когда он, решившись, сжал горячими пальцами её ладонь, не стала отнимать свою.

Лежать, держась за руку Ингритт, было горько, и одновременно – удивительно приятно. Он ни на мгновение не забывал о том, что она влюблена в дан-Энрикса, а её ласковое отношение к нему сродни тем чувствам, которые вызывает заболевший младший брат, но это не мешало наслаждаться этим ощущением случайной, мимолетной близости, даже наоборот – придавало ему какое-то щемящее очарование.

Олрис задумался – правильно ли он поступил, не сказав Ингритт о своих кошмарах. До сих пор он никогда не жаловался на здоровье; например, когда он в восемь лет из глупой лихости полез на тонкий речной лед, доказывать другим мальчишкам, что тот выдержит его вес, и с головой провалился в ледяную воду, он не заболел – хватило растираний и сидения перед огромным кухонным очагом в теплом плаще и кусачих шерстяных носках. И все-таки сегодня был не первый случай в его жизни, когда Олрис слег с жаром и ломотой в костях. Но до сих пор его болезни не сопровождались жутким и необъяснимым ощущением, что этой тошнотой и жаром его тело противится не болезни, а чьей-то сосредоточенной, недоброй воле. В городе, где со дня на день ожидали нападения Безликих, это начинало выглядеть особенно зловеще. С другой стороны, какую ценность могут иметь предчувствия человека вроде Олриса? Он же не маг, не член Династии, даже не воин вроде сэра Ирема. Просто мальчишка из чужой страны, не успевший толком овладеть ни боем на мечах, ни даже местным языком. А тут еще и лихорадка, от которой его страхи начинают выглядеть, как горячечный бред...

Олрис внезапно осознал, что что-то говорит, но сам не понимает, что – слова слетали с языка как бы сами собой, помимо его воли. Попытавшись проследить за ходом своей мысли, он мгновенно сбился и растерянно взглянул на Ингритт. Его окатило запоздалым ужасом при мысли, что он мог случайно проболтаться о своей влюблённости и о своей печальной, безнадежной ревности к дан-Энриксу.

- О чем я сейчас говорил?! – испуганно стискивая её руку, спросил он.

- Не знаю. Ты болтал какой-то вздор про Крикса и Безликих. Ты уверен, что вчера ты просто вышел на балкон в одной рубашке? Судя по твоему состоянию, ты должен был, самое меньшее, заснуть там прямо на полу.

Олрис отвёл глаза и промолчал.

- Я иду к Лейде, - решительно сказала Ингритт, поднимаясь на ноги. На этот раз Олрис не спорил – кроме всего прочего, он точно знал, что Ингритт его не послушает.