Волчье время

- Обними меня, - спокойно повторила девушка. – Если мы не хотим, чтобы Исток погружал нас в эти кошмары, мы должны найти какой-то способ удержать себя в реальном мире. Понимаешь?.. Мы должны быть здесь, и только здесь. Давай!

Олрис подался вперед и нерешительно заключил девушку в объятия. А Ингритт, явно не испытывающая ни малейшего стеснения – ну разумеется, ведь для неё это объятие было всего лишь дружеским, невинным жестом! – крепко сжала его ребра. Он почувствовал, как её прохладная и гладкая щека принимается к его щеке, заволновался, что Ингритт задумается, с чего его лицо так пылает, и от растерянности стиснул плечи девушки еще сильнее, чем она – его бока.

- Вот и отлично, – похвалила его Ингритт. – А теперь мы будем говорить.

- О чем?..

- О чем угодно. О своих любимых блюдах. О тех играх, в которые мы играли в детстве. О том, какие улицы в Адели нравятся тебе больше всего... Посмотрим, как он нас достанет. Мы живые, и мы есть. А его – нет!

XLV

Решив дождаться, когда кто-нибудь из стражи спустится в подвал, чтобы принести узнику еду или долить свежего масла в лампу, дан-Энрикс снова растянулся на топчане. Дышалось до странности легко – как будто у него много недель и даже месяцев подряд болела голова, и он успел забыть, как можно чувствовать себя здоровым, а теперь все неожиданно закончилось. Избавление от этой боли, с которой он свыкся, как с увечьем, казалось самой прекрасной вещью на земле.

Меченый вспомнил, что еще до всех магических допросов и даже до первых заседаний Трибунала он уже все время чувствовал себя больным. Что-то все время мучило его и не давало ему ни минуты передышки. Ему постоянно было плохо. На душе как будто бы лежал огромный камень, а еще – он постоянно чувствовал себя уставшим. Силы утекали, словно кровь из раны. Кажется, это заметил даже Ирем. Он еще сказал, что это не болезнь и не усталость : «И усталым, и больным я тебя видел много раз. Это не то». И Лейда тоже беспокоилась о нем, а он тогда сказал...

Сказал, что он страдает из-за усиления Истока.

Крикс изумился, как он мог решить, что снова стал самим собой, всего лишь потому, что вспомнил, как его зовут. Самое главное, да что там, вообще единственное, что на самом деле следовало помнить, он вспомнил только теперь.

И все же, оставалось непонятным, почему он больше не чувствует Исток. О том, что эта магия рассеялась, а угрожающая городу опасность миновала, нечего было и думать – значит, дело было в нем самом. Узник ломал над этим голову, пока случайно не наткнулся взглядом на тускло блестевший в полутьме Железный стол. Меченый нервно хмыкнул. В «Опытах» Итлина Иорвета утверждалось, что восприимчивость к магии имеет ту же самую природу, что и Дар - собственно, именно поэтому, исследуя чувствительность к различным видам магии, проще всего установить, к какому из разделов чародейства склонен Одаренный. Может быть, Железный Стол одновременно с Даром выжигал из подсудимых еще и способность ощущать чужую магию? И уж не потому ли разум чародеев, которых допрашивали таким способом, обычно не выдерживал допросов?.. Если их способность реагировать на чары дознавателей все время притуплялась, ворлоки должны были, сами того не замечая, прибегать ко все более сильным методам воздействия.

Выходит, сейчас Крикс все равно что ослеп. Или оглох. Но неспособность ощущать воздействие Истока была лучшим, что происходило с ним за много месяцев, и Крикс не сомневался в том, что не будет скучать по этим ощущениям. Он криво усмехнулся - если бы несколько месяцев назад кто-то сказал ему, что в принудительных магических допросах может быть что-то хорошее, он посчитал бы это изощренным издевательством...

От этих размышлений узника отвлек внезапно замерцавший свет масляной лампы. Огонек на конце фитиля мигал, как будто бы не мог решить, гореть ему или потухнуть, тени метались по стенам и потолку. Но не успел дан-Энрикс испугаться, что у него начались галлюцинации, как ложка, забытая в миске на столе, задребезжала, а топчан начать дрожать, словно норовистая лошадь, которой наездник не даёт пуститься вскачь. Дан-Энрикс с запозданием сообразил, что озадачившие его блики света не были игрой его воображения – просто Железный Стол вибрировал, как и его топчан, и лампу начало трясти.

Крикс начал подниматься на ноги, но пол тряхнуло от более сильного подземного толчка, и Меченый чуть не упал обратно на свою постель.

- Какого Хегга...? – начал он, но его голос заглушил подземный гул, заставивший дан-Энрикса похолодеть. За первым толчком тут же последовал второй, и пол заходил ходуном, как будто камни разъезжались под его ногами. На секунду Криксу показалось, что он спит и видит дурной сон, но, когда он увидел, как по каменной стене ползет ветвистая, как молния, черная трещина, спасительное чувство нереальности происходящего пропало. Выругавшись, узник бросился к дверям.