Волчье время

Олрис услышал душераздирающее, похожее на вопль раненого человека ржание и ощутил, что падает – только не с лошади, а вместе с ней. Инстинкт неопытного всадника требовал удержаться на коне во что бы то ни стало, и он сунул ногу еще глубже в стремя – то есть сделал как раз то, чего делать ни в коем случае не следовало. Мир перевернулся с ног на голову, и Олрис ощутил удар о землю и резкую боль в придавленной ноге.

Увидев прямо над собой Рыжебородого, Олрис закричал снова – теперь уже не от злости, а от ужаса. Сейчас, когда он не способен был ни защищаться, ни бежать, Нэйд снова превратился из врага, с которым можно драться, в персонажа из его детских кошмаров. Олрис стиснул рукоять меча, хотя и понимал, что не сумеет дотянуться до Рыжебородого, – но за секунду до того, как Нэйд добил его, Олрис увидел темную, стремительную тень, возникшую словно из ниоткуда и заставившую Мясника переключить внимание на более опасного противника.

На того, впрочем, и без Нэйда наседало столько гвиннов разом, что он был похож на кабана, облепленного сворой гончих. Этот человек носил блестящую серебряную маску, двигался с нечеловеческой, змеиной быстротой, и убивал – безжалостно и страшно, как адхары.

Олрис видел эту схватку сквозь густеющую пелену перед глазами, а потом и вовсе потерял сознание, и все же в тот момент он был готов поклясться в том, что его неожиданный спаситель был Безликим. Хотя это было глупо - c какой стати кто-то из Безликих стал бы драться с гвиннами?..

Олрис тревожно огляделся - и нашел того, кто его спас. Он лежал среди мёртвых гвиннов – среди нескольких десятков мертвых гвиннов, – и осколок его маски, покореженной ударом топора, валялся на земле. Удар пришёлся в голову, и от лица осталась только половина, так что не было никакой возможности представить, как он выглядел при жизни. Почувствовав подступающую дурноту, Олрис поспешно отвёл взгляд от месива, в которую удар превратил лицо незнакомца, успев все же заметить посреди этой кровавой каши клочок грязно-серой кожи и тускло блестящий тёмный глаз.

«Ты уже совершенно помешался на адхарах!..» - мысленно обругал себя Олрис, сожалея, что невольно оскорбил этим чудовищным предположением память того, благодаря кому Мясник забыл его добить. Ему очень хотелось что-то сделать для этого чужака, но хоронить погибших было некогда и негде, да и Олрис должен был признать, что не годится для такого дела. Вряд ли он почтит память своего спасителя должным образом, если его вывернет наизнанку прямо на него. Надо было поступить так, как ему говорил островитянин, и спуститься в гавань, раз уж эта часть города пока что оставалась в руках Лейды и ее союзников.

Олрис еще немного постоял на месте, задрав голову к серому небу и заставляя себя дышать медленно и глубоко, чтобы избавиться от чувства тошноты, а потом подобрал свой меч, не глядя, сунул его в ножны и побрел вперед.

* * *

Браэн хорошо помнил этот дом – здесь жил торговец Петер Кестрил, поставлявший в императорские мастерские лосский шелк, сукно и шерсть. В прошлом Браэн часто навещал дом Кестрила из-за дебошей, которые его старший сын устраивал вместе с такими же отвязными дружками в городских тавернах возле ратуши. Пока отцы этих ребят изо всех сил старались завести знакомства среди знати, их отпрыски предпочитали развлекаться в Нижнем городе, и Браэн их отчасти понимал. В Верхнем городе на них всегда будут смотреть с презрением, как на богатых выскочек, зато в трактирах, где пили мастеровые из ремесленных кварталов, все эти купеческие сынки могли сколько угодно корчить из себя важных господ и распускать павлиний хвост перед девчонками.

Слушая, как Петер в очередной раз пытается оправдать проступки сына его молодостью («все мальчишки одинаковы, мы тоже в его годы делали всякие глупости, ведь правда, капитан?..»), Браэн всегда с трудом удерживался от того, чтобы сказать почтенному торговцу то, что думает – а думал он, что за все выходки наследника Петеру следует винить только себя. Такие, как Кестрил, мечтают о том, чтобы их сыновья с самого детства жили лучше, чем они, не знали ни в чем нужды и одевались в шёлк и бархат, как аристократы. Но в итоге глупые, нахальные щенки вроде Кеннета Кестрила болтаются, как дерьмо в проруби – работать, как работали их отцы, их никто не научил, а быть аристократами они не могут по рождению.