– А ты о Нютке думала? Когда случилось все со Строгановым, – Ульянина дочь подняла на нее глаза с неожиданной дерзостью.
– Домой иди, девка, пока я не передумала, – осекла ее Аксинья. – Сама будешь и с батюшкой своим говорить, и курощупа разыскивать по Солекамской земле.
– Ты прости меня, рыжую дуру. Спасибо тебе, тетка Аксинья, век не забуду, – девка поклонилась ей, подхватила душегрею и выскочила на улицу.
Нюрка Федотова со своим баламутным рассказом о каганьке, поселившемся в ее молодом чреве, отвлекла Аксинью от собственных забот. После встречи со Степаном Строгановым прошло без малого четыре месяца.
Каждое утро начинала она с молитв Богоматери и Сусанне Солинской, просила милосердных заступниц о покровительстве и защите перед властью Строгановых. Аксинья онемела и оглохла в тот миг, когда Степан Строганов завел беседу с Нютой Ветер. «Моя дочь, моя кровь, уйди от нее подальше», – чуть не крикнула она тогда, в разгар свадьбы, назло пересудам и сплетням. Сдержалась.
Утащила дочь из Прасковьиной избы. Словно из звериных лап спасла.
После свадьбы знатный муж в Еловом боле не появлялся, к Аксинье в гости не наведывался, о себе не напоминал. Страх, сдавивший сердце Аксиньи, потихоньку ослабевал. Зачем Строганову нагульная дочка, крестьянское отродье? Если б Аксинья народила сына, крепкого да горластого – здесь не было б ей надежды, отобрал бы сына Строганов, приютил вымеска, воспитал в Соли Вычегодской вместе с детворой купеческой. А девка – худой товар.
Голуба вниманием своим ее не оставлял, Аксинья не спрашивала теперь – Строганов велел передать меру ячменя иль то Пантелеймон Голуба милостью своей осенил. Бабы еловские знали бы всю правду, изошли черной завистью. И дочка-медуница при Аксинье выросла, и муж ревнивый где-то у Студеного моря затерялся, и полюбовник сжалился в голодные годы, облагодетельствовал. Счастливая знахарка.
А Аксинья все не верила своему безграничному везению, ждала подковырки от судьбы.
В избе Федотовых знойным августовским вечером стояла тишина. Пахло свежим хлебом и кислым молоком.
Тошка спал на лавке, бесстыже оголив поросшую редким темным волосом грудь. Ноги не уместились на лавке, раскинулись по обе стороны. Грязные порты сползли с тощих чресел и держались на честном слове.
Таська подтянула порты, ласково провела по мужниному животу, оглянулась, словно воровка, отломившая кусок от чужого каравая. Тошка недовольно заворочался, всхрапнул и чуть не свалился с лавки. Жена подвинула его ближе к стене, подняла на лавку безвольно раскинувшиеся ноги.
Ребенок заплакал тихонько, опасливо, Таська вытащила дочь из колыбели, зашептала: «Не плачь, Филечка, не плачь, котенька, батюшку своего не буди». Распустив тесемку на рубахе, она выпростала большую, в прожилках грудь. Филька довольно зачавкала, получив любимое яство: молоко лилось само, белесой сладкой рекой, и не нужно дочке было тянуть его, втягивать сосок. Ленивая девка вырастет.
– Тяжелая ты, ровно поросенок, – сказала Таська и села у стола, супротив лавки, где мирно спал муж.
Дочка насыщалась молоком и любовью, муж рядом причмокивал во сне, словно малый ребенок, и на короткий миг душа ее окуталась пеленой умиротворения.
Таисия Федотова
Если бы любопытный спросил сейчас у Таисии, нашла ли она счастье с Антоном Федотовым, сыном Георгия Зайца, она долго кивала бы головой, до той поры, пока шею бы не заломило.
А как назвать ее жизнь неудачной?
Через детей и сложившуюся судьбу материнскую Таисия нашла счастье. Народилось у нее двое деток: старший Гавриил, бойкий трехлетка, гонором весь в отца, и малая дочка, Фелицита, Филька по-свойски.
Но в те дни, когда муж вспоминал о ней, она ревела белугой, проклинала тот злополучный вечер на Ивана Купалу. Не знала она, откуда взялась бездонная ненависть, его презрительные взгляды, его отвращение. Его ли Тася не холила, не лелеяла, не заботилась сверх сил своих! Тошка, вспыльчивый, верткий, порой казался ей младшим братом, она пропускала мимо ушей худые слова, которые выкрикивал он ей, сглаживала его гнев, всегда являлась пред ним с улыбкой на лице, задорным словом, но все ее старания разбивались об упрямство.
Муж младше на семь лет, и что с того? Уже не один год минул с их свадьбы, и разница сгладилась меж ними – настоящие муж с женой. И дети появились на свет – свидетельство того, что Бог осенил их своей милостью. А Тошка все не мог простить насильную женитьбу.
Таисия немного помнила о ночи знакомства с Тошкой и Матвейкой. Сестрин муж подшутил над ней, дурищей: напоил хлебным вином, настоянным на какой-то дряни. Таська выпила две кружки и себя потеряла среди криков, огромного костра, разгоряченных парней и девок. Все кружилось перед глазами в неистовом хороводе, и Таськины внутренности горели нестерпимо, и среди круговерти увидала она темные глаза, глубокие-преглубокие, лицо пригожее и родное. Таська пошла к темноглазому парню, расталкивая по сторонам всех, кто вставал на ее пути. Она не замечала шуток, подначек, громкого смеха, шла словно околдованная.