Волчья песнь (СИ)

 - Зерна упали в землю, зерна просят дождя.
Им нужен дождь.
Разрежь мою грудь, посмотри мне внутрь,
Ты увидишь, там все горит огнем.
Через день будет больно,
через час будет больно,
Через миг будет уже не встать.
Если к дверям не подходят ключи, вышиби двери плечом.

Мама, мы все тяжело больны…

Мама, я знаю, мы все сошли с ума…

Сталь между пальцев, сжатый кулак.

Удар выше кисти, терзающий плоть,
Но вместо крови в жилах застыл яд, медленный яд.
Разрушенный мир, разбитые лбы, разломанный надвое хлеб.
И вот кто-то плачет,
а кто-то молчит,
А кто-то так рад, кто-то так рад…

Мама, мы все тяжело больны…

Мама, я знаю, мы все сошли с ума…

Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать:

Руки прочь, прочь от меня!
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть.
Что будет стоить тысячи слов,
Когда важна
будет крепость руки?
И вот ты стоишь на берегу и думаешь: "Плыть или не плыть?"

Мама, мы все тяжело больны…

Мама, я знаю, мы все сошли с ума![30]

— Олмер, если бы тебя не было — тебя надо было бы выдумать, — Дик покрутил головой. — Отличные стихи!

— Стихи-то как раз и не мои, — возразил Олмер, потягиваясь, словно кот. — Старинные какие-то, я в книжке год назад прочитал и запомнил… Эй, а вы замечаете, что с каждым днём ночи всё теплей?

— Май же, — пожала плечами Машка. — Восьмой, между прочим, май, который мы вот так встречаем…

— И завтра снова снимемся и снова пойдём куда-то, — задумчиво добавил Мирко — он полулежал у огня, головой к голове Бранки. — Сколько ж мы уже прошли?!

— Не меньше двенадцати тысяч километров накрутили, — откликнулся Горька. — Это почти точно.

— Я бы сейчас не прочь оказаться у того озера, — Дик не назвал, у какого, но все отчётливо вспомнили горные хребты юга и зелёные дубравы в ущельях между ними, озёра в глубине дубрав… а на берегу одного из озёр, на скале из чёрного базальта — грубо выбитые на скале белёсоватые строчки -

Вечная, нетронутая тишина… Бой на перевале, горящее хранилище горючего…

Но ни воспоминания, ни горестные мысли надолго не заняли мысли ребят. Они были молоды, живы, сильны, они приобрели странных и сильных друзей, запаслись боеприпасами и в очередной раз поколотили врага. Что ещё нужно?!

— Кто со мной купаться?! — Дик вскочил и ветром унёсся в темноту. За ним с воплями и угрозами понеслись Нина, Машка, Олмер, Бранка; следом — Мирко, не так уж хотевший купаться, но не пожелавший оставлять Бранку одну. У большого костра остались старшие и спящий рядом с Люськой Димка.

— Река из берегов выйдет! — крикнул вслед убегавшим Горька, подбрасывая в костёр дров. Сказал Сашке, который сидел напротив, скрестив ноги: — Пожалуй, прошлая ночь была удачной. Даже если учесть, что охота на нас вроде бы продолжается.

— Я вот что не понимаю… — задумчиво сказала Сашка. — Уж больно всё это… сказочно, что ли? Волки — чуть ли не говорящие… крепость Рейнджеров… какие-то полуволшебные вещи… Там же, — он указал вверх пальцем, — космос. Там война на пол-Галактики. А мы…

Горька негромко рассмеялся:

— Ты знаешь, что нашему человечеству — каких-то пятьдесят тысяч лет?[31] А нашей цивилизации — и вовсе пара веков? Или считаешь, что, если мы вышли к звёздам, то мы самые умные и развитые?

— Да, — искренне ответил Сашка.

— Хм… — Горька привычно сунул в уголок рта травинку. — Мы наверняка самые упорные и нахальные. А что до остального… — он помолчал и продолжил: — Был в XIX веке такой американский поэт и учёный-оккультист — Джастин Джеффри.

— Кто такой "оккультист"? — поинтересовалась Галя. Вместо Горьки ответила Люська, легонько поправляя волосы, упавшие во сне на лицо Димки:

— Так раньше, кажется, называли людей, которые занимались чем-то по тогдашним понятиям сверхъестественным.

— Да, — кивнул Горька. — Ну так вот. однажды его нашли в собственном доме — он лежал на столе с перекошенным лицом, сжимая в левой руке бумажный листок с наспех нацарапанными строками… — и Грин прочёл задумчиво:

— Твари Старых Времён лишь забыты,

Но они никуда не ушли!

И Врата до сих пор открыты,