Волчья песнь

Мы не хотели селить его в доме Беннетов, потому что не доверяли ему. Он же не хотел находиться слишком далеко от нас. В Грин-Крик имелось несколько мотелей, но люди начали бы задавать вопросы, задержись он дольше положенного. Марк считал, что он нормальный. Я поинтересовался, встречал ли он его раньше, и Марк лишь покачал головой, но сделал несколько звонков, чтобы убедиться, что Робби тот, за кого себя выдает. Кроме того, защита Гордо все-таки пропустила его. А поскольку я доверял Марку и доверял Гордо, то разрешил Робби остаться в старом доме.

«Старый дом» — именно так я окрестил его для себя.

Я сомневался, что когда-нибудь снова буду там жить. По крайней мере, точно очень нескоро.

Потому что бывали ночи, когда, просыпаясь, я чувствовал, как меня удерживает сильная магия, напрочь отрезая от стаи.

Бывали ночи, когда я не понимал, сплю я или бодрствую, а у моей кровати стояла мама, слезы высыхали на ее лице, глаза впивались взглядом в мои, и она твердила, что мне нужно бежать, бежать от…

В такие ночи я скучал по Джо больше всего.

Мне никогда раньше не снились кошмары.

Если по правде, крайне редко.

Но теперь?

Теперь же у меня кроме них больше ничего не осталось.

Вспомнилось, как Джо просыпался, зовя меня.

Я не кричал, резко открывая глаза, хотя мне и хотелось.

Вместо этого заглушал крик, проглатывая его, пока по шее стекал пот.

Так было проще.

Поэтому я не мог вернуться в дом. Особенно, пока пятно на полу все еще было заметно. Пока выражение ее лица по-прежнему было свежо в моей памяти. Как и влажный звук, который мама издала, когда упала.

Робби ни о чем не спрашивал, и ничего не сказал на следующий день после того, как провел первую ночь в доме. Единственное, о чем я его попросил — чтобы он спал в моей комнате и не заходил в мамину. Там ему делать было нечего. И мне не хотелось, чтобы он что-нибудь учуял. Дверь туда была закрыта и должна была оставаться такой до тех пор, пока я не смогу открыть ее сам и вдохнуть ее запах.

— Разумеется, Окс, — ответил Робби. — Без проблем.

А затем добавил:

— Она хотела, чтобы ты тоже знал, ей жаль по поводу твоей утраты. Особенно утраты в таком молодом возрасте. Она… понимает, что значит потерять кого-то. По-своему.

— Кто? — переспросил я в замешательстве.

— Альфа.

В ответ на это мои глаза слегка расширились.

— Она знает, кто я?

— Да, Окс, — его губы дрогнули. — Многим известно, кто ты.

— О… — вымолвил я, потому что не знал, как с этим быть.

Так что вообще не стал над этим задумываться.

* * *

Прошло две недели без новостей.

И я начинал понимать каково это — медленно терять рассудок.

Представлял себе все, что только можно. Плен. Пытки. Смерть. Прежде мне казалось, я пойму, если что-то пойдет не так. Почувствую, если с ними что-нибудь случится. В действительности же, чем дольше они отсутствовали, чем больше увеличивалось расстояние между нами, тем меньше я ощущал их. И уже очень сомневался, что узнаю, если кто-нибудь из них пострадает. Если Джо ранят.

Потому что других, оставшихся в Грин-Крик, я чувствовал гораздо лучше, чем его.

Даже сильнее, чем когда-либо прежде.

Все вокруг Элизабет было синим, настолько невыносимо синим, что я знал, ей нужно выть от горя на луну, но она сдерживала свою песнь, давая ей разрастаться и отравлять ее изнутри.

Марк оставался силен и крепок, как и всегда, но я знал о фотографии, которую он хранил в ящике стола. Фотографии, о которой он полагал никому больше неизвестно. Той самой, на которой они с Гордо были ровесниками Джо и ухмыляясь, обнимали друг друга за плечи. Гордо улыбался в камеру, он выглядел гораздо моложе, чем я его помнил. Марк же… Марк не сводил глаз с Гордо.

Я так и не спросил, поговорили ли они до того, как Гордо уехал с остальными.

Но надеялся, что он все-таки поступил правильно.

Хотя у меня не хватило духу выяснить это наверняка.

Таннер, Крис и Рико тоже становились сильнее с каждым днем. Процесс протекал медленно, но они были связаны с нами, как и все остальные.

И все же. Прошло четыре месяца, а мне казалось, мы уже с трудом справляемся.

Возможно, именно поэтому те две недели, на протяжении которых от Джо не было ни весточки, ранили меня сильнее, чем следовало.

Может, поэтому я и разозлился, когда он наконец написал мне. С нового номера, старые телефоны наверняка выбрасывались.

Сообщение оказалось коротким.

«Мы в порядке».

И я сорвался.

Набрал этот номер.

Спустя несколько вызовов сработало автоматическое сообщение, уведомив меня, что голосовая почта не настроена.

Я позвонил снова.

И еще раз.

И еще.

Лишь только на пятый или шестой раз на том конце сняли трубку.

Он ничего не сказал.

— Ты гребаный мудак, — прорычал я в трубку. — Не смей так со мной поступать! Слышишь меня? Не смей. Тебе вообще, блядь, есть дело до нас? А? Если так, если хоть какой-то части тебя все еще не плевать на меня — на нас — тогда тебе нужно спросить себя, стоит ли это того. Стоит ли того то, что ты делаешь. Ты нужен своей семье. Ты нужен мне, мать твою.

Джо не произнес ни слова.