Волчья сотня

— Я позову кого-нибудь! — вскочил Борис.

— Не нужно. Подай мне микстуру вон, на столике… Ну вот что, — начала она, выпив воды и отдышавшись, — мне долго разговаривать некогда. Так что слушай внимательно и не перебивай. Картину эту отдаю я тебе. — Она нетерпеливо махнула рукой на Бориса, сделавшего возмущенный жест. — Сиди, слушай, потом спорить будешь. Так вот, отдаю тебе картину с одним условием: чтобы ты ее там, за границей, продал, а деньги пустил на добрые дела. И не генералам на их амбиции, а обычным людям в помощь, как вот ты, например, добрым да порядочным, которые честно воевали и будут потом на чужбине скитаться, больные да нищие. Чует мое сердце, хлебнут они еще горя.

— Да я, Анна Евлампиевна, и за границу-то пока не собираюсь.

— Рано или поздно все там будете, кто выживет, — вздохнула княгиня.

Взгляд ее устремился вдаль, и Борис вдруг уверовал, что и правда перед смертью видит она то, что случится вскоре с ними всеми и со всей Россией.

— А еще помогать будешь тем беженцам, кого через всю Россию гнали красные да махновцы, у кого последнее отняли, только жизнь случайно оставили. Вот я, столбовая дворянка, княгиня, богатство наше не мной нажито. Много поколений родни так жили. Все приличные люди — не промотали, в карты не проигрывались… Сохранили, значит, для мужичка… — горько проговорила княгиня. — А твой отец, насколько я знаю, всю жизнь работал, собственным трудом положения достиг, профессором стал…

— В технологическом институте, — подсказал Борис.

— И что было-то у вас, какое такое богатство? — продолжала княгиня. — Квартира да что на себе. Драгоценностей-то у матери много ли?

— Что было — два колечка да брошка бриллиантовая — все еще в восемнадцатом проели, — угрюмо пробормотал Борис.

— Вот, а по их, по-мужицкому, получается, что буржуи вы, кровь из народа сосали, — зло выговорила княгиня.

— Анна Евлампиевна, вы откуда такие слова знаете? — поразился Борис.

— Наслушалась уж, — вздохнула она.

Борис вспомнил, что почти то же самое говорил ему недавно пьяный поручик Осоргин.

— Вот таким людям там и помогай, — продолжала княгиня. — Они ни в чем не виноваты, если и были у них какие грехи, то заранее они их искупили. И смотри: дело тебе поручила важное, так что уж сделай одолжение, под пули не подставляйся даром, а картину при первом случае постарайся за границу переправить. Есть у тебя возможность-то?

Борис вспомнил о полковнике Горецком и кивнул.

— Теперь иди, картину спрячь, чтоб никто про это не знал. Сам знаешь, время нынче страшное, береженого Бог бережет. Завтра Варвару пришли, посмотреть на нее хочу, помнится, была она на Шурочку похожа… — И старуха утомленно откинулась на подушки.

— Спасибо, Анна Евлампиевна, что доверие такое мне оказываете, — пробормотал Борис.

— Иди-иди. — Она махнула рукой. — Уж настолько-то я в людях разбираюсь, долгую жизнь прожила, благородного да честного с первого взгляда отличу.

Борис снова поцеловал старческую руку и вышел, думая о том, что напоследок сказала княгиня. Она в него верила, это, конечно, приятно, но что теперь делать с картиной? Как сохранить этакую ценность в таком сумбуре?