Волчья сотня

– Так он же служил там заместителем начальника по снабжению. А вы не знали? – удивился Горецкий. – В общем, они так и не поняли, слышал ли Пряхин что-нибудь, но рисковать не могли, оставляя его в живых… Не один Пряхин был его жертвой в Ценске. Когда Кузнецов узнал о задуманной мной проверке пятерых подозреваемых при помощи пакетов с фотографической бумагой, он решил переиграть меня и подставить в качестве подозреваемого есаула Бережного. Естественно, Бережного нужно было убрать, пока его не арестовали. Бережной хорошо знал Мальцева и впустил его к себе, ничего не подозревая. Этим он подписал себе смертный приговор. Значит, так, голубчик Борис Андреевич. Послезавтра я выезжаю в Новороссийск, а вам надлежит подождать три дня. Кстати, отдохнете пока, рану подлечите, к тому времени я вам пришлю инструкции, куда ехать.

– Но я должен позаботиться о Варе, – растерялся Борис.

– Вот об этом я и хотел поговорить. В Новороссийске у меня будет возможность устроить вашу сестру на пароход, отправляющийся в Константинополь. Это хорошая возможность для нее покинуть Россию.

– Вы считаете, что это необходимо? – упавшим голосом спросил Борис.

– Более чем, – сухо проговорил Горецкий, – я вам настоятельно советую использовать предоставившуюся возможность, а не ждать, когда объявят официальную эвакуацию.

– Что вы говорите? Неужели такое возможно?

– Дурные вести с фронтов, голубчик, – вздохнул Аркадий Петрович, – очень дурные.

Он отвернулся к окну, помолчал немного, потом сказал:

– Вы же знаете, существовал проект: в начале сентября, когда погода еще теплая и везде полно корма для лошадей, собрать кулак из лучших полков и идти на Москву. Не думаю, чтобы красные тогда смогли нас остановить. А если судить по рейду генерала Мамонтова у Тамбова, где население встречало его с радостью и пополняло его ряды, то и войска, шедшие на Москву, ожидал бы такой же прием.

Разумеется, это был очень смелый план, но Лукомский очень стоял за него. Но Антон Иванович… надо было срочно решаться, а они все судили да рядили. И он не сказал своего веского слова вовремя. А теперь уже поздно, – жестко закончил Горецкий.

– Неужели поздно? – Борис сжал пальцы в кулаки и подошел вплотную к полковнику. – Значит, все напрасно, и не видать нам никакой победы?

– После Орла кончились степи и начинается лесополоса, где коннице воевать значительно труднее.

– Мне это известно, – саркастически улыбаясь, вставил Борис.

– А пехота у красных гораздо многочисленнее, – продолжил Горецкий профессорским тоном, как будто читал лекцию в аудитории университета.

– Что вы мне прописные истины рассказываете! – взорвался Борис. – Вы все всегда знаете! Что же теперь будет?

– Поручик! – в голосе Горецкого не осталось ничего профессорского, пенсне слетело с носа и закачалось на шнурочке. – Не забывайтесь!

– Виноват, господин полковник! – угрюмо проговорил Борис.

– Ох, Борис Андреич, хотел бы я быть не прав! Но ожидать нужно самого худшего… Пока шло время, красные смогли подтянуть освободившиеся силы с других фронтов. Наши полки дрались геройски, не мне вам рассказывать, но они измотаны штопкой прорех – фронта-то сплошного не было. Были отдельные группы войск, а между ними – никого. Красным просто просочиться. Резервов у нас нет, в общем, начался отход, – произнес Горецкий роковое слово. Отступают с боями, но отступают и будут отступать – время упущено. Так что собирайте сестрицу вашу – все, что смогу, для нее сделаю…

– Благодарю вас… Аркадий Петрович, у меня еще одно дело к вам, – нерешительно начал Борис.

– Слушаю вас, голубчик, – рассеянно ответил полковник, поворачиваясь к лампе, и тут Борис отметил, как он постарел и плохо выглядит.

Борис развернул холстину и разложил на столе картину Мантеньи. Горецкий удивленно сверкнул пенсне и склонился над столом.

– Вот это да! Откуда у вас такой шедевр?

– Мне отдала его княгиня Задунайская, я привез его из ее разграбленного имения. Вы не поверите, но она хочет, чтобы деньги от продажи картины пошли на помощь русским за границей, когда мы… если мы…

– Отчего же не поверю – поверю. Княгиня – женщина добрая и честная, а еще – дальновидная, умом не обижена. Стало быть, она тоже считает, что единственный выход – эмиграция?

– Она умирает, – печально сообщил Борис.

– Тем более, перед смертью некоторые люди вещунами становятся. Жаль княгиню, но, возможно, для нее так лучше. Итак, что вы хотите, чтобы я для вас сделал?

– Аркадий Петрович, возьмите вы эту картину в Новороссийск и переправьте за границу! – взмолился Борис. – Как ее нашел, ни минуты покоя не имею, спать спокойно не могу!

– Нет, голубчик, – твердо сказал Горецкий, – не могу я такого сделать. Если бы сам ехал, тогда взял бы. А девушке молодой такую ценность доверять никак нельзя – значит, ее жизнь опасности подвергать. Нет у меня в Новороссийске настолько верного человека, чтобы такой шедевр вывезти. Вы хоть примерно представляете себе, сколько она стоит?

– Примерно, – вздохнул Борис. – Что же мне делать?