Волчина позорный

Ночью никто не спал. Тихонов Маринку с дочкой отвёз к её сестре и до утра читал книгу. Родители старшины жили пятый год в деревне Знаменской. В четыре утра Володя забрал бухгалтера, убедился, что никто за ними не ехал и отвёз его в милицию. А Серебряков знал от своих наблюдателей, которые «пасли» бухгалтера до трёх ночи и с шести утра, что Русанов дома и никуда не выходил. В восемь тридцать утра Малович услышал стук калитки. Глянул в щель между косяком и оконной занавеской. К двери сеней дома шел длинный горбоносый Цапля. В руке за спиной он держал «ТТ». Шура из комнаты не вышел, а старшину вообще отправил через окно на улицу.

— Ну, товарищ майор… — заныл Вася.

— Бегом, мля! Не война. Много народа не надо. Вылетай одним прыжком!

Сначала открылась дверь сеней и в полумраке, поскольку лампочки в сенях не было, Цапля наощупь нашел дверь. Пнул её от себя и в открытое пространство выстрелил для неожиданного создания страха у хозяина, от которого он каменеет, после чего шагнул вперед.

12. Глава двенадцатая

Малович стоял за дверью и ждал, когда бандит начнёт искать хозяина. А где искать? Рано же ещё для субботы по дому крутиться. Значит в спальне искать. И Цапля нежной поступью, как скользят балерины, не поднимаясь на пуанты, просеменил до комнаты, где виднелся угол кровати и подушки. Он встал между косяками и разрядил обойму в одеяло, под которым было не очень крупное тело. Из пробоин выступила кровь. Александр Павлович взял вчера в больнице у Зины штук сорок резиновых хирургических печаток, уже использованных, купил в «хозмаге» банку красной, похожей на кровь краски, и в перчатки залил.

Перетянул бечёвкой верх резины и плотно разложил их со стороны двери под одеялом. Пуля одеяло да перчатку пробьёт и «кровь» просочится. Просчитал. А Цапле некогда будет изучать кровь — не кровь. Ему дело сделать и быстро исчезнуть. Так Шура ещё свою старую кепку на ребро поставил, подпёр её скомканными газетами и спереди перчатку с «кровью» прицепил. Получилось достоверно. Хозяин лежал на боку и локоть поднимал одеяло над бедром. Одеяло залезло аж на подушку. Под ним лежала укрытая кепка — «голова», а на подушке торчал небольшой завиток черного волнистого волоса. Шура с макушки маленький пучок от богатой причёски своей отстриг. Короче, было очень похоже на то, что хозяин в выходной спал дольше и проспал приход ремонтника.

Только Цапля собрался сделать шаг, ногу уже поднял правую, чтобы пойти к кровати и проверить, надо ли делать контрольный в голову, а в этот момент Малович выпрыгнул из-за двери хорошо тренированным легкоатлетическим прыжком, высоким и длинным. Не приземляясь, он сверху резко всадил ребро кулака точно между позвоночной костью и затылком. Цапля отключился ещё стоя на одной ноге и как падал — уже не чувствовал. Очнулся он через десять минут в наручниках за спиной, сидя в углу комнаты.

— Мусор? — спросил он. Язык ворочался вяло и голова на шее крепилась плохо. Качало её в разные стороны.

— Не угадал, — шлёпнул его тихонько по щеке Малович. — Я учитель танцев. Сейчас помощник мой приедет и мы будем с тобой учиться танцевать под нашу дудку.

Он по рации вызвал машину и через полчаса Цапля уже отдыхал на нарах седьмой камеры изолятора. В кабинет подполковника Лысенко вошел Тихонов когда Малович обсуждал с командиром дальнейшие действия.

— Взял Седого? — спросил Шура.

— Взял. Я у нашего товарища подполковника — командира попросил одного милиционера для хитрого фокуса. Дверь у меня с площадки открывается «на себя». Седой позвонил. Я лёг под порог, а рядовой ППС толкнул дверь на Седого. Тот увидел лицо, не совпадающее с фотографией, и заглянул на секунду за дверь — ещё раз номер посмотреть. Меня — то не видел. Чего ему в пол пялиться? Ему личность нужна, чтобы её ликвидировать. Ну, тут я его дёрнул за штанины, рядовой толкнул в грудь и Дед упал на площадку. Стукнулся башкой, а пистолет у него выпал из рукава пиджака. Браслеты сзади защёлкнули и на моём Москвиче сюда приехали. Пистолет вот он.

Вова обожал в красках расписывать свои задержания. Не хвастался. Характер был такой. Любил пересказывать приметные детали искусств разных, а ещё выдающиеся моменты своей работы и красивые фразы из литературы в обществе обожал произносить. Тонкая душа — Вова Тихонов, капитан из «угро».

— Не в седьмую камеру сунули его? — на всякий случай спросил Шура.

— В шестую, — конвоир сказал, что ты в седьмую уже жильца поселил.

— Ну, молодцы, — сказал Лысенко без лишней торжественности. — Ты Шура больше уверен в чём? В том, что мы примем Серебрякова или в том, что он тебя всё же пристрелит? Народу боевого у него в городе — батальон. Может, уедешь с женой подальше на месяц? А мы пока этих ухарей раскрутим.

— Скорее всего — пристрелит, — вздохнул майор Малович. — Но я постараюсь привезти его к нам до кучи на день раньше, чем он меня грохнет.

— Хорошо бы, — потянулся подполковник. Тоже почти не спал. Переживал. — А к тебе я всё равно охрану приставлю. Трёх автоматчиков. Береженого бог бережет.