Волчица и Охотник

Моё сердце звонит вместе с ними, эхом отдаваясь в грудной клетке и вверх по позвоночнику. Я не оставила короля слишком надолго, но задаюсь вопросом, не воспользовался ли Нандор моментом моего отсутствия. А если звон колоколов – погребальный? Что, если он всё-таки забрал жизнь своего законно рождённого брата? Слова его угрозы всё ещё крутятся у меня в голове.

Но толпа, собравшаяся во дворе, не проявляет признаков траура. Многие из них – те самые крестьяне, которые последовали за Нандором на Улицу Йехули. Интересно, узнают ли они меня в платье из бледно-зелёного шёлка, с лицом, розоватым от слёз. Однако никто из них, кажется, даже не замечает меня – люди толкаются, встают на цыпочки, вытягивая шеи, чтобы увидеть, что происходит в центре толпы. Серое небо тоже кажется беспокойным – по нему взад-вперёд катятся облака, словно пленник, расхаживающий по своей камере. Проталкиваюсь мимо торговца в красном доломане и нищего с серебряной монетой во рту и оказываюсь перед толпой.

Перед глазами у меня плывёт из-за клубов дыма с рынка и резкого запаха специй, разлитого в воздухе. Вижу тёмные очертания шаубе Охотника, мчащегося к барбакану на своём чёрном коне. А рядом с ним – невозможно! – белая дымка волчьего плаща и девушка с волосами цвета снега.

Моргаю один раз, надеясь, что очнусь от кошмара.

Снова моргаю, молясь, чтобы это был мираж, игра бледного солнечного света Кирай Сека.

Моргаю в третий раз и тошнотворным ужасом понимаю, что это – правда.

Переворачивается чья-то телега с капустой, и кочаны катятся по грязной брусчатке. Воспользовавшись завязавшейся потасовкой, бросаюсь через двор к Охотнику. Останавливаюсь между ним и барбаканом.

Это – тот самый Охотник с ужасным изуродованным носом, Лойош. Он смотрит на меня свысока и усмехается.

– Прочь с дороги, волчица, – говорит он. – Что бы ты ни сказала, что бы ни сделала – это не спасёт твою сестру.

– Она мне не сестра, – фыркает Котолин.

В этот миг я не могу решать, кого лучше прибить – её или Лойоша. Она сидит верхом на серебристой кобыле. Голубые глаза сверкают упрямым упрёком, но я замечаю, что руки у неё связаны, а на щеке виднеется пурпурный след синяка. Этого недостаточно, чтобы заставить меня пожалеть её, но внутри скручивается ярость.

– Король поклялся, – говорю я, сдерживая дрожь в голосе. – Поклялся, что никто не причинит Кехси вреда!

– Я не заключаю сделок с волчицами, – говорит Лойош и пришпоривает своего коня так, что тот грубо толкает меня плечом. – Я лишь выполняю приказы короля.

Сейчас, когда я смотрю на Котолин, она едва ли кажется настоящей. Я так беспокоилась о предательстве Нандора, что забыла, что король тоже по-своему тиран. После стольких бессонных ночей, когда внутри бурлил страх за Йехули, я чуть было не забыла о Кехси.

Поворачиваюсь к Котолин:

– Слезай с лошади.

Взгляд девушки неуверенно мечется между мной и Лойошем. Она, конечно, не беспокоится о том, что может спровоцировать Лойоша – её больше заботит, как оскорбить меня и убедиться, что я это замечу. И всё же она перекидывает одну ногу через седло и соскальзывает с него. Сапожки с приглушённым стуком ударяются о землю.

– Ты тут не раздаёшь приказы, волчица, – сплёвывает Лойош, спрыгивая с коня одним яростным движением. Ладонь уже лежит на рукояти топора. – Мне плевать, какую сделку ты заключила с королём – ты сможешь служить ему, даже если я вырежу твой дьявольский язык.

Но сделка уже нарушена, а воздух – холоден и чист. Весь мой страх утекает, оставляя лишь гнев.

– Ты можешь попробовать.

Лайош замахивается. Это предупреждающий удар, нерешительный, но я тянусь к его оружию правой рукой, как только движение становится медленным настолько, что я не рискую потерять пальцы. Металл в моей руке покрывается ржавчиной, отслаивается длинными полосами, как железные языки, пока весь клинок не крошится вплоть до блестящей рукояти. Лойош отступает, распахнув глаза.

– Как ты это сделала? – требовательно спрашивает Котолин.

– Король покарает тебя! – кричит Лойош, а толпа вздрагивает, как перепуганные цыплята. – Ты напала на одного из его верных Охотников!

– Это ты напал на меня, – горячо напоминаю ему я. Возможно, я растеряла весь свой здравый смысл, нарушила данные себе обещания молчать и бояться. Но король первым нарушил свою часть сделки.

Невольно вздрагиваю, когда ворота барбакана с грохотом открываются. Я ожидаю Нандора или кого хуже, но это Гашпар. Ненавижу то чувство облегчения, которое охватывает меня при виде его – как тепло очага заставляет тебя чувствовать себя сыто и сонно, оседая в костях. С Гашпаром ещё два Охотника – Миклош и Фарентс – но мой взгляд прикован к нему, лишь к нему одному, и я вспоминаю, как он выглядел в тусклом свете свечей часовни. Вспоминаю, как он рассказал мне, что преклонял колени перед королём.

Гашпар смотрит на всю эту сцену, на мои дрожащие руки и вздыхает.

– Что ты делаешь?

– Что я делаю? – Я смотрю то на него, то на Лойоша, раскрыв рот. – Твой отец нарушил сделку. Он обещал, что, если я буду служить ему, Кехси будет в безопасности. А теперь ему всё равно привели ещё одну волчицу!