Волчица и Охотник

– Если ты научишь меня, как писать правильно, я научу тебя стрелять из лука не хуже любого неуклюжего однорукого ребёнка в Кирай Секе. А это, пожалуй, лучшее, на что ты способен.

Гашпар смеётся. Котолин тоже смеётся, как самодовольная белая птичка на ветке.

Мы собираем наш лагерь, закапываем оставшийся от костра пепел, засыпаем снегом тёмные пятна, оставленные нашими спящими телами. Но я медлю, прежде чем стереть слова, нацарапанные в инее. Некоторое время я стою там, и ветер гонит с севера лёд и резкий сосновый аромат. Смотрю на наши имена, написанные рядом, и они – ярче и яснее всего на свете.

Глава двадцать вторая

Тундра простирается перед нами, словно длинная полоса серебряного неба с облачными холмами снега. Я насчитала шесть дней с тех пор, как мы покинули Кирай Сек, и настоящее небо над головой – серого цвета, похожего на воду, слитую от чьего-то грязного белья, плоское, как зеркало, без малейшего зеркального блеска. Маленькие пучки ломкой травы выглядывают из-под инея, но наши лошади объедают их на ходу или вырывают с корнем. Лошади голоднее, чем мы. Я могу находить набравших жирок перед зимой кроликов и дремлющих белок, но зелени здесь не будет до весны.

Я пытаюсь отмечать места, которые мы проходили раньше, вспоминая скалистый выступ, где мы с Гашпаром укрылись однажды ночью, свернувшись рядом для тепла, или небольшой овраг, который когда-то был рекой, где старый поток выточил в земле постоянное неглубокое русло. Если я вглядываюсь в горизонт, то различаю тёмную полосу соснового леса и деревья, ощетинившиеся на ветру. Гашпар держится рядом со мной, мы едем в ровном темпе. Я то и дело смотрю на него, неосознанно, как зверь, просто чтобы убедиться, что он всё ещё рядом. Лучше смотреть на него, чем думать о том, что мы оставили за спиной, в Кирай Секе, или о людях Нандора, рыскающих за нами по снегу, или об опасностях леса впереди. Присутствие Гашпара успокаивает меня, хоть и ненамного.

Котолин взяла на себя роль нашего провожатого и исполняет её со стальной решимостью истинной тальтош. Её конь шагает впереди, в нескольких ярдах от нас, взгляд устремлён вперёд, словно направленная точно в цель стрела. Как только скудный дневной свет рассеивается, небо темнеет, и снег начинает падать так яростно, словно его швыряет в нас горстями сам Иштен. По крайней мере, снегопад заметает наши следы, и мы упрямо едем сквозь бурю, но я начинаю думать, что это всё-таки какое-то наказание свыше. Если Иштен может прочитать наши намерения, он, должно быть, пытается нас остановить. Котолин не особенно прикладывает усилия, чтобы развеять это впечатление.

– За его убийство будет некое возмездие, – говорит Котолин, когда мы ложимся спать, чтобы украсть несколько драгоценных часов сна, прежде чем поедем дальше. – Так должно быть. Боги ничего не даруют просто так.

– Ты видела это в своём видении? – спрашиваю я отчасти с надеждой, отчасти с отчаянием.

– Нет, – отвечает она. – Только тропку в сосновом лесу, где деревья широкие, словно хижины, и такие высокие, что касаются самых высоких облаков.

– Какая сила стоит того, чтобы рисковать получить возмездие ваших богов? – Голос Гашпара звучит ровно, но я вижу огонёк в его взгляде.

– Сила видеть, – отвечает Котолин. – Видеть всё. Что было и что есть сейчас, даже в самых отдалённых местах, какие только можешь представить. Что произойдёт через день, через год или даже через мгновение. Можно даже читать мысли в умах людей. За такую силу твой отец собирался убить меня, хотя я ею не наделена. Ни один видящий не наделён. Только турул.

Гашпар прислоняется спиной к скале, под которой мы укрылись. Мне хочется уткнуться ему в грудь, но я опасаюсь раскрывать свои чувства перед Котолин. Хотя сейчас она ничего бы не добилась, причиняя мне боль, но по её резкому взгляду я вижу, что она считает меня предательницей, рабыней Охотников и короны. Вместо этого я тяжело сглатываю.

– Это всё равно что сжечь дотла вашу часовню, – говорю я. – Или ограбить труп Святого Иштвана. Убить турула – всё равно что осквернить нечто священное, то, что направляет всех нас, как стрелка компаса.

Котолин издаёт насмешливый звук. Я знаю, она обижается на то, что я сравниваю турула с любым из священных символов Патрифидии.

Небо над головой расцвечивается буйством красок; зелёные и пурпурные ленты колеблются по нему. Йувви верят, что когда киты Полуморя вырываются на поверхность тёмных вод, они так ликуют при виде звёзд над ними, что испускают потоки радужного света через отверстия для дыхания, и те отражаются сиянием в ночи. Йувви считают это добрым предзнаменованием, предвещающим обильный рыболовный сезон, изобилие среброспинной рыбы, извивающейся в их плетёных сетях. Я не знаю, что этот знак предвещает мне.

– Долго мы отдыхать не можем, – говорит Гашпар. – Люди Нандора близко.