Волчица

– Да, белое атласное с мелким жемчугом. Право, я немало потрудился над ним, а между тем я не менее всякого другого знаю толк в этом деле. У австриячки будет точно такое же, понимаете вы, в чем дело, Леони?

– Не совсем.

– Это очень просто. Бемер позволил мне взять для этого случая из заклада наши фамильные брильянты: диадему, ожерелье и серьги. На сегодняшний вечер они будут твоими. Тебя будут принимать за королеву.

Волчица захлопала в ладоши, как школьница.

– Как это любезно со стороны Бемера! Что за бриллиант в среде ювелиров! Итак, я буду одета одинаково с королевой. Что же дальше?

– Дальше, вы будете ждать моих инструкций. Вы будете делать все, что я скажу вам. Леони, ведь ты хочешь видеть меня поскорее на вершине лестницы? Знаешь ли ты, что тут сразу ты можешь втолкнуть меня тремя-четырьмя ступенями выше?

– И вы, конечно, сбросите лестницу, когда очутитесь на верху, – отвечала она. – Нужды нет! Скажите, чем я могу помочь вам, я сделаю все что могу.

– Без всяких ограничений, Леони? Помните, тут дело идет не о шутке.

– Без всяких ограничений! Хотя бы мне пришлось пожертвовать всяким самоуважением? Арнольд, веришь ли ты, что я люблю тебя?

– Немножко.

– А ты? любишь ли ты меня?

– Немножко.

– Целью всей моей жизни будет стараться, чтобы это немногое стало больше… Ба! все это пустяки. Довольно, надо заняться делом, будем серьезны.

– Напротив, будем веселы и поедем на бал! Я заеду к тебе, Леони, чтобы увидеть тебя одетой. К тому времени я приготовлю инструкции, и мы встретимся уже на маскараде. Около двенадцати часов. Не слишком рано. Позаботься, чтобы тебя не увидели до приезда королевы.

Волчица охотно согласилась на все. И действительно, неудивительно, если понадобилось немного труда, чтобы уговорить ее ехать на бал с любимым человеком, в брильянтах и белом атласе, одетой одинаково с королевой Франции.

Ничто так не трудно предвидеть и рассчитать как прилив и отлив народных страстей, в особенности среди отбросов общества. Вчерашний кумир может быть забрызган у них грязью сегодня. Позорный столб может быть заменен в один день гирляндами цветов.

Мария-Антуанетта, отправляясь на театральный маскарад в парадной карете, сделалась предметом таких восторженных оваций со стороны черни, которые напомнили ей былые, счастливые дни, когда ничто не казалось слишком хорошо для французского дофина.

Хлеб подешевел на один су и народные массы, со свойственной им справедливостью, приписали доброму слову королевы это ничтожное понижение, которое, в сущности, было новой тактикой спекулянтов, наживавшихся на народном бедствии.

Толпа заглядывала в королевскую карету, благословляла королеву, плясала, кричала, посылала поцелуи и, наконец, так плотно и тесно окружила экипаж, что ось переломилась, и вся процессия: лошади, форейторы, скороходы, телохранители, фрейлины, – должны были остановиться. Королева выглянула из окна и проговорила своим ласковым приветливым голосом:

– Пошлите за наемной каретой, друзья мои. За первой попавшейся. Я, как и всякая другая, могу ехать в оперу на извозчике!

Восторженные крики толпы, от которых задрожали старые здания столицы, заглушили слова предостережения, обращенные к ее величеству начальником телохранителей.

Но королева не замедлила с ответом.

– Отпустите их, – сказала она, махнув своей красивой рукой, – мне не нужно конвоя в Париже. Я здесь среди своего народа, у себя дома.

Гигант-мясник, с голыми руками, с засученными по самые плечи окровавленными рукавами рубашки прослезился. Толпа расступилась, оставив свободный проход к наемной карете, и Mapия-Антуанетта могла бы, если бы пожелала, пройти в своих атласных башмаках по спинам всей этой массы, распростертой перед ней в грязи.

И между тем, это самое происшествие вспоминалось впоследствии, как новое подтверждение тех скандальных слухов, которые распустил про королеву один из ее злейших врагов, дворянин с двадцатью поколениями благородных предков и пэр Франции! По общепринятому обычаю, королева надела маску при входе в Оперу, превращенную на этот вечер в обширную бальную залу, с ложами занятыми зрителями, но вскоре, под влиянием сильной жары, она снова сняла маску, хотя сопровождавшая ее фрейлина, мадам де Полиньяк, имевшая в виду собственную небольшую интрижку, отказалась последовать ее примеру. Поэтому каждый из присутствовавших знал точно, что королева здесь, и мы можем быть уверены, что дамы, даже сквозь небольшие отверстия своих черных бархатных масок, могли разглядеть каждую складку ее платья, каждый бантик, каждое украшение, каждый бриллиантик в ее волосах. Мужчины менее склонные критиковать, удовольствовались замечанием, что королева сегодня в очень веселом и радостно-возбужденном настроении, и старались обратить на себя ее внимание, тем более что все они без исключения, были без масок.