Волчок

Откуда этот юнец знает про номерки, думаю я ожесточенно. Что за место такое: что ни делаешь, все отменяется, перечеркивается, обращается в прах. И это новое, за что мы сейчас судорожно хватаемся, оно тоже надоест, его тоже не доделав швырнут в чулан. А вместе с ним – кусок моей жизни.

– Тебе, Михаил, нужно сходить на первую пробную игру, ее будет вести Матвей Карин. Ты ее опишешь, а ты, Алиса, займешься набором миллионеров на следующий раз.

Алиса посмотрела на нас с Антоном, как бы выбирая, кого ненавидеть сильнее, не смогла выбрать, поэтому следующие четверть часа не подарила взглядом ни одного из нас. Ее выбор пал на мраморное пресс-папье на письменном столе. Не отрывая глаз от мрамора, она неприязненно спросила у него же:

– А нельзя ли сделать наоборот? Пусть Михаил набирает миллионеров, а я буду описывать игру. Как она, кстати, называется?

– Нельзя. У Михаила нет способностей притягивать богатых клиентов, а у тебя есть. Твоя задача важнее.

– Антон, а что с Эмпатико? – повторил я уныло.

– В Эмпатико не готов ни один номер. Над этим работают Варя и пять веселых албанцев. Очень медленно. А нам надо деньги зарабатывать.

Как не готов? А фотографии, которые я описывал? Узорчатые наличники? Фигурка святого на краю комода? Получается, Алена фотографировала только фрагменты, а я воображал и описывал целые комнаты?

Поглядев на меня, Антон прибавил:

– Никуда не денется это Эмпатико. Послезавтра лечу туда на совещание. Что-нибудь кому-нибудь передать?

Антон едет в Италию, вот оно что. Эта новость освежила неприятность всех остальных, причем только сейчас я и начинаю понимать, отчего они мне неприятны. Просто я все время думаю о главном художнике Эмпатико, оставленном в Италии без родителей, без друзей, без котов и даже без меня. И вот через два дня – так скоро! так легко! – Антон увидит Варвару, а я нет.

Работа, спаси меня! Забери мою душу целиком, затащи в заботы, тревоги, не давай опомниться. Матвей Карин? Пусть будет он, пусть будет кто угодно, только не пускайте меня ко мне самому. Если меня оставить наедине с собой, я пропал.

3

В сотый раз набирая Варварин номер, разумеется, я не думал, что она возьмет трубку. Это уже вошло в привычку – звонить и в невидимом блокноте обид ставить очередной крестик. А вдобавок слушать долгие гудки – какое-никакое переживание, почти общение. После пятого гудка, на середине шестого я услышал невозмутимое волчье «алло».

Когда так долго ждешь разговора, в конце концов совершенно не знаешь, что сказать. Разговариваешь как последний дурак.

– Варя, ты что? Как ты там? Почему не отвечаешь? Что с тобой происходит? А у нас уже весна.

– Ох. Ты бы знал, какой тут макадам, не удивлялся бы. Через неделю подвалит «Прелюдия», тут все вверх дном. Крэм обезумел.

– Ну а что, нельзя прислать короткую записку? Мол, Крэм обезумел, не волнуйся.

Хотелось жаловаться, обвинять, обличать Варвару, но странно было бы именно так использовать шанс единственного за четыре месяца разговора. Заталкивая обвинения в чулан недосказанностей, я засыпал мою возлюбленную – мою возлюбленную? – вопросами, любыми, которые не связаны с нами двумя. И она отвечала, словно не было этих четырех месяцев молчания.

Во всех номерах происходит ремонт. В единственную жилую комнату, если не считать спальни Вадима Марковича, заселились Антон Турчин с его девушкой, которую зачем-то зовут Лилей – ха-ха-ха. Они неплохие, только хотят казаться такими, знаешь, прожженными циниками. Два дня назад уехала Рената, представь, у нее перелом руки, она в гипсе. Приятнейшая интеллигентная женщина, совершенно прелестная, лучше бы перелом у Крэма был. Шутка. Вот уж кто странный. То разговариваешь с ним, очаровательный, умный, мысли такие у него. Минута прошла – замкнулся, смотрит злобно, голову в плечи втянул, сидит, как упырь болотный, не булькнет. Кстати, дикобразы здешние совсем с цепи сорвались.

Я вслушивался в Варварин голос и едва мог сосредоточиться на смысле сказанного. Главное, казалось, скрыто в самом голосе. Смущена ли она? Почему говорит так бойко? Почему не спрашивает обо мне? Хотя тут как раз ничего удивительного – она никогда ничего обо мне не спрашивала. А раз так, выходит, все в порядке? Тут я выпадал из переговоров с Варвариным голосом и слышал, что ее поселили в столовой за ширмой, ненадолго, пока не будет готов номер. Что она подглядела из-за ширмы, как Крэм поочередно беседует по видеосвязи с Лидочкой, с дочерью от Лидочки, а через минуту с Алисочкой и дочкой от Алисочки. Потом Крэм обнаружил Варвару, страшно рассердился, хоть виду не показал, и в тот день не вышел к ужину. Варвара работает днями и ночами как проклятая, недавно ездила в Орвьето и в Треви на машине Крэма. Антон грубиян и пошляк, но бывает дико милым.

– Варя, когда ты думаешь вернуться?

– Ох, Мишуша, кабы знать. В верхних номерах конь не валялся, с мебелью итальянцы наглупили…