В Поволжье коллективизация шла особенно быстро, поскольку регион был очень важен для производства и экспорта зерна. К 1930 году Нижнее Поволжье уже подверглось серьезной коллективизации (в некоторых регионах до 70 процентов), и процесс неуклонно продолжался в течение следующего десятилетия. Как только массовая коллективизация началась, остановить ее было уже невозможно: на создание колхоза нужно было лишь несколько собраний, а то и одно. Например, в селе Лом (ныне в республике Марий Эл) прошло четыре собрания, после чего скот восьми кулацких семейств попросту отобрали[904]
. Официальная история коллективизации, сложившаяся в то время и преподносившаяся в советских источниках с 1950-х по 1980-е годы, состояла в том, что беднейшие крестьяне приветствовали коллективизацию и легко и охотно выявляли кулаков – своих врагов. Например, бедняки одной из деревень в Самарской области обвинили кулаков-односельчан в использовании «наемного труда» и заявили, что именно кулаки несут ответственность за их бедность и отсутствие лошадей[905]. В Чистопольском районе (Татарская республика) крестьяне деревни Булдыри якобы заявляли, что «мы, беднота, громко заявляем, что за кулачеством, своим вековым врагом, не пойдем»[906].Конечно, крестьяне всегда понимали неравенство в уровне благосостояния и удачливости (например, удачей было иметь несколько здоровых сыновей), и каждый знал, кто в их деревне самый богатый. Не противоречило человеческой натуре и желание бедняков поменяться местами с богачами или свести старые счеты. Как мы знаем, до освобождения крестьян в 1861 году крестьянские общины сознательно отдавали в рекруты мальчиков из бедных семей, поскольку эти семьи вносили меньший вклад в выплату общинных податей. После революций 1917 года крестьяне заставили «единоличников» вернуться в общины, что свидетельствует об их неприязни к этим более богатым соседям, имевшим возможность или смелость выделиться и устроить отдельные хутора вне сельской общины. Однако во время коллективизации термин «кулаки» был, по сути, искусственно создан деятелями компартии в Москве. «Использование эксплуатируемого труда» было определяющей характеристикой кулака для коммунистов, но крестьянам сложно было понять подобную идею, поскольку одни крестьяне регулярно нанимали других на сбор урожая: это была общепринятая часть отношений в области сельского хозяйства. Богатство же в представлении крестьян обычно связывалось с владением землей и прежде всего лошадьми (отсюда и приведенная выше реплика самарских бедняков относительно того, что у них нет лошадей).
Неудивительно, что крестьяне на Волге и в других регионах часто не могли найти в своей среде «врагов», так что многие деревни сообщали: «У нас кулаков нет». Однако для удовлетворения местного руководства компартии были назначены «квоты» по кулакам, так что часто крестьяне должны были выдавать других крестьян, которые вовсе не были богаты и казались по крайней мере внешне лояльными советской власти. Например, крестьянин из Тверской области Алексей Маров, служивший во время Гражданской войны в Красной армии, владел 3,4 га земли. Хотя у него была всего одна лошадь и одна корова, его объявили кулаком. Еще один тверской крестьянин, Василий Паськин, имел шесть маленьких детей и жену-инвалида, но его семью вместе с 21 другой сослали в Сибирь как кулаков[907]
. В Самарской области некий Н. Ф. Лыков подал протест против того, что его объявили кулаком, утверждая, что он небогат и верно служил режиму в рядах Красной армии. Он предложил отдать дом в колхоз и указал, что не только сам теперь не может жить крестьянином в своей деревне, но то же относится и к его жене-учительнице, лишившейся ныне всех прав[908].