Волга. История главной реки России

Семьи и родственники «врагов народа» тоже подвергались наказанию. «У стен есть уши», – говорила мать саратовцу Николаю Семенову в детстве, после того как его двух братьев арестовали. Их фотографии она вынула из альбомов[957]. Одно устное свидетельство из Казани показывает как страдания детей арестованных, так и абсурдность обращения с ними местных властей. Гюзель Ибрагимова была дочерью татарского писателя Гумера Галиева. Ее отца арестовали дважды: в 1937 году его приговорили к 10 годам в печально известном Норильском трудовом лагере на Крайнем Севере; в 1947 году он вернулся в Казань, но через два года был снова арестован и сослан в Красноярск, где и умер. Мать Гюзели, Суфхари Биктогирова, в 1937 году была арестована как «член семьи врагов народа» и провела пять лет в Сиблаге в Сибири, вернувшись в Казань лишь в 1943 году. Гюзели на момент ареста матери было два года, и ее вместе с сестрой сначала отправили на Урал – в детский дом в Ирбите. Их дедушка три года разыскивал девочек, во многом из-за неточностей в официальных записях, и наконец сумел вернуть их в Казань. Она вспоминала, что арест родителей породил атмосферу страха и скрытности. Жизнь матери Гюзели была сложной даже после освобождения, потому что бывшим заключенным было сложно найти работу и ее часто увольняли. Она говорила дочери: «Не храни письма», «Не разговаривай в общественных местах», «Если вас больше двух, не обсуждайте политику». Гюзель вспоминала об этом как о «паническом ужасе из-за того, что может случиться вновь».

Гюзель была «невиновной», но трудности, которые она испытала при поступлении в университет, демонстрируют весь абсурд официальных подозрений в адрес врагов народа: «Первый раз я поняла это [то, что я была дочерью «врагов народа»] при поступлении в университет. Точнее, когда я пошла поступать в Казанский университет. Я подала документы на химический факультет. Я очень любила химию. А мне сказали, что детей «врагов народа» на химический факультет они принять не могут. Потому что, дескать, «на третьем курсе мы направляем студентов на стажировку на химические заводы, на крупные предприятия, на режимные объекты. И как мы можем послать вас? Да вы же можете взрыв устроить! …Мы [она и ее сестра] стояли в коридоре и плакали, и тут мимо нас прошел очень красивый мужчина – Борис Лукич Лаптев. Он был деканом физико-математического факультета университета. Он обнял нас, и мы рассказали, что случилось. Он ответил: «Не плачьте, дети». Когда-то арестовали его брата, художника. Он все понял и сказал: «Не плачьте. Приходите на мой факультет, физико-математический, наша наука вне политики. Она будет нужна всегда. У вас не будет проблем – это нейтральная наука. Не идеологическая». И он убедил нас идти на физмат. Я его окончила»[958].

К 1940 году Советское государство полностью сокрушило оппозицию. Почти все крестьяне были коллективизированы, кулаков репрессировали, а сопротивление государству стало тайным или пассивным. Однако репрессии дались ужасной ценой. Погибли, были перемещены или отправлены в лагеря миллионы людей, голод взял свое в Поволжье и других регионах юга СССР. Более того, расправа над крестьянами и политическими оппонентами породила новых запуганных людей – угнетенных, подавленных и не желающих идти ни на какие риски, которые могли бы привести к новым репрессиям. Евгения Гинзбург после освобождения из лагерей хорошо выразила это состояние: «Кроме врачей, почти никто не работал, да и не хотел работать, по старой специальности. Зоологическая ненависть начальства к интеллигенции слишком хорошо была познана на собственной шкуре в течение лагерных лет. Быть портным, сапожником, столяром, прачкой… Забраться в тихую теплую нору, чтобы никому и в голову не пришло, что ты читал когда-то крамольные книги»[959].

И тем не менее жителям Поволжья и всего СССР предстоял еще один великий вызов, который изменит навсегда жизни многих: начало Второй мировой войны и вторжение в Советский Союз в 1941 году.

Глава 15 Поволжье во Второй мировой войне Конфликт, восстановление и идентичность

«Сталинград это – Волга. Кто скажет, что значит Волга для России. Нет в Европе такой реки. Она прорезает Россию. Она прорезает сердце каждого русского. Народ сложил сотни песен о «Волге-матушке»… Неужели презренные немцы будут купать в ней своих лошадей, в Волге, в великой русской реке?..»

Очерк Ильи Эренбурга «Сталинград», сентябрь 1942 года

[960]