Воля дракона. Современная фантастика Польши

Я был слишком занят Муравейником, чтобы думать об этом. Сразу после выхода из кабины бросился просматривать записи и описания своих наблюдений. В моем архиве их было столько, что хватило бы на весь исследовательский коллектив и несколько академических SI, а ведь я составлял каталог данных и анализировал сам, исключительно с помощью Аланис. То, что каждый раз у меня было лишь несколько десятков дней активности, сводило меня с ума. Я был в антропологическом раю, благодаря вездесущим глазам DLV мог подглядывать за тремя популяциями в несколько сотен человек, которые разрастались, воплощая паттерны разных культур, хотя их члены были собраны здесь в результате случайного выбора. Рут Бенедикт[59] была бы в восторге, наблюдая за аполлонийцами уровня А, для которых наиважнейшей ценностью была умеренность и стремление к совершенству; или взять дионисийцев на борту С, переполненных первобытной силой, погруженных в свои сумасшедшие развлечения и стимуляторы. Между ними находился ничем не примечательный, средний уровень B, страдавший к тому же всеми видами язв, которые только можно было вообразить (генетические болезни, эмоциональные расстройства, бедность и голод).

Подбор качеств был настолько односторонним, что это заметил бы даже дилетант; максимум он не смог бы дать название наблюдаемым явлениям. Эти характеристики казались слишком ярки, словно были иллюстрацией к эталону типа. На промышленном уровне в А царил чрезмерный порядок: улицы чистили и прибирали дважды в день, а в зимние периоды регулярно очищали от снега. Недавним коротким, прохладным летом я видел, как жители устраивали что-то вроде праздника. Это были хорошо организованные дружеские встречи, совместное прослушивание симфонической музыки и выступлений политических лидеров. И лишь потом я понял, что праздник обычно предшествует всеобщим выборам в колонии. Интересен факт, что в этом сообществе доминировал редкий на земле фенотип: большинство жителей были худыми, очень высокими, светлолицыми и рыжеволосыми.

В колонии C всё бурлило, как в улье. Здесь работа состояла в возделывании земли и в орошении постоянно высыхающих полей; часть колонистов также разводила генетически модифицированные, высокопродуктивные породы свиней, единственный вид животных, который Ковчег предоставил людям на борту (остальные покоились в трюме в виде замороженных эмбрионов и взрослых особей). Однако эти занятия не были смыслом жизни живущих здесь людей. Из молочной секреции Dieu Le Veut гнали сильный наркотик, потребляемый при каждом удобном случае: рождение ребенка, свадьба, похороны или забой свиней – все могло быть предлогом для вхождения в транс. Их активность немного уменьшалась в сезон дождей, но под искусственным тропическим солнцем все равно проявлялся их бурный темперамент и склонность к скандалам. Именно здесь чаще всего случались внезапные споры и драки, хотя – и это могло казаться странным – редко доходило до серьезных увечий. У метисов колонии C не было экономических поводов совершать преступления, а избыток агрессии сбрасывался во время шумных праздников.

Более всего беспокоила сложившаяся ситуация на среднем уровне. По логике вещей колония В в силу своего «географического» положения могла быть торговым посредником между производителями ремесленных изделий с «севера» и фермерами с «юга». На пограничье трех палуб, здесь же под внутренней стенкой Плаща с голограммой, находился транзитный канал, называемый еще торговым порталом. Если бы жители колонии B были лучше организованы и имели больше извилин, они могли бы взимать там дань и благодаря этому диктовать свои условия двум другим поселениям; но вместо этого они сосредоточились на своем чувстве страха перед нападением со стороны более сильных соседей. В конце концов, их бесцеремонно оттеснили от канала, и весь обмен товарами стал происходить без их участия. Рыжики и метисы как-то еще ладили, несмотря на разницу между ними. А тех, посередине, из-за их склонности к паранойе, из-за погружения в мистическую боль и неиспользованный коммерческий потенциал, я условно назвал для себя Страждущими.

Я отвлекся от наблюдений, когда Питер со слезами на глазах позвал меня в кабину Крепса. Наши товарищи умирали. Они сидели на полу тесным кругом и были похожи друг на друга из-за отросшего на головах одинакового пушка. С их губ срывались бессмысленные слова, голоса были слабыми и хриплыми, пока, наконец, они не замолчали совсем, безразличные ко всему. Это длилось несколько часов, и мы – после получения от Аланис информации о природе биохимических изменений – уже не предпринимали никаких действий.