Воля дракона. Современная фантастика Польши

Еще двадцать два года я слушал стрекот. Ничто не нарушало мой цифровой сон. Вошел в левитацию с горькой уверенностью, что ничем не могу повлиять на события, за которыми наблюдаю через покровы Плаща с помощью миниатюрных глаз DLV. Всю жизнь я жил не своей судьбой. Моя жена Элен (а по ее примеру и старшая дочь) утверждала, что я – прирожденный созерцатель, воплощение пассивности. Никто…

Цик-цик, цик-цик. Когда мне виделись насекомые, я не думал об ужасном прошлом, будущее также не пугало меня. Я покидал капсулу с большой неохотой.

Для Джонсона возникшая ситуация, которую он сразу называл геноцидом (я предпочел бы термин «естественный отбор»), казалась невыносимой. Трагедия колонии B, а также смерть наших товарищей, которую он сотни раз видел в процессе левитации, вызвали в его голове сильное напряжение. Джонсон был практиком, привыкшим вмешиваться в жизнь людей. Он признавался в терапевтических неудачах, но все же пробовал дергать за ниточки. Я, бесполезный теоретик в IKR (I know, right[62]), утомляющий студентов описаниями первобытных племен, феодального общества и мещанской морали, не принимал все это близко к сердцу. Всегда мог уйти в рассуждения о культурных предпосылках событий, зарегистрированных Аланис.

В Муравейнике многое изменилось. Страждущие стали историей, выжило всего около ста человек, по большей части женщины, насильно переселенные в колонии рыжих. Тех, кто рожал детей с генетическими заболеваниями, убивали вместе с потомством; другие выполняли роль дешевой рабочей силы и плодили со своими господами рыжеволосых потомков. Джефф Минцер сделал старшего сына Киндреда новым лидером; всеобщие выборы уже двадцать лет не проводились. Две трети жителей колонии А переселились в завоеванные зоны ради более мягкого климата и более плодородной земли. Рыжие почти не зависели от обмена товарами с колонией C.

Метисы со времен войны А – В уже имели четвертого вождя; сейчас это был мирно настроенный сорокалетний Томас Аруба. Я был удивлен, заметив среди его советников пожилого Алена Ферро, не оставлявшего попыток напасть, улучив момент, на «северное» государство. Я отследил его судьбу в архиве и узнал, что Dieu Le Veut вмешался в войну только один раз, сразу после того, как я заснул. Он открыл дополнительный канал между средним и нижним уровнем, благодаря чему отряд Ферро прошел через полупроницаемую мембрану из серных копей на уровень C. Когда разведка ЭКА сориентировалась в ситуации, два взвода солдат пошли по их следу. Большинство из них погибли в ужасных мучениях, заживо врастая в затвердевавшие на глазах живые ткани корабля. Остальные попали в плен. Правительство Риюки официально отрицало, что кто-то из погони выжил, но старый Минцер не верил ему ни на секунду. Вопрос узников периодически поднимался в напряженных дипломатических переговорах, а метисы очередные двадцать лет укрепляли фортификации вблизи торгового портала.

Не думаю, что Джонсон так глубоко вникал в детали. Ему хватило видео о военных действиях и казни на главном рынке города Страждущих. Он не мог вынести своего бессилия, у него остро проявилась болезнь Наблюдателей, приводившая к приступам слепой ярости или апатии, переходившей в тяжелую депрессию. Он мне говорил потом, что в депрессии наиболее опасен момент, когда у человека еще есть силы для действия, но над своей головой он уже несколько дней видит черное солнце. Это смолистое черное солнце ослепило его черными как уголь лучами, и тринадцатого числа Джонсон отправился на вечернюю прогулку по кормовой палубе. Это была последняя в его жизни прогулка.

Доктор разрезал зону Плаща в месте контроля невесомости (перекрестная система антиполя, управляемая Ковчегом), взглянул на Муравейник и продолжил свой взлет до кормовой камеры, за которой находился пояс живых кластеров DLV и плазменные двигатели, неиспользуемые в настоящее время. За переборкой открывались большое, размером с микрорайон города, пространство, покрытое термоизоляцией, и Инкубатор, посещаемый членами Совета лишь тогда, когда им хотелось оказаться в полном одиночестве. Здесь, на корме, любил бывать Крепс, утверждавший, что в условиях невесомости прекрасно думается о сложных n-мерных системах. Большинство из нас никогда не были за пределами Плаща, потому что после двадцатикилометрового перехода с помощью перистальтических движений коридора приходилось двигаться дальше своими силами в герметичном скафандре в невесомости. На корме царила температура ниже минус 250 °C, как в космической пустоте, а генераторов антиполя не было. Dieu Le Veut мог изменить этот порядок вещей, но нужно было время и соответствующий заказ от SI.