Воля вольная

Он поднял палец и заулыбался, с отчаянным уважением качая головой. Взгляд воспаленный.

— Все ссатся, а Кобяк уперся против этих козлов и их власти. Честь свою мужицкую отстоял. Даже и мою, маленько, получается. Ведь мы имеем право на эту честь! А у них другое в башке — не нужны крепкие мужики нашей власти. Нам одного самбиста-дзюдоиста достаточно. На всю Россию. Больше не надо. Надо таких, какие ходят, нагнув башку ниже яиц. Как так?

Он тяжело вздохнул, распрямился. Обратной стороной огромной ладони отодвинул водку.

— Уберешь это!

— Уберу. Что с икрой-то делать? — заговорила негромко. — Ты не пристроил свою?

— Нет, — качнул головой.

— У нас икра отмазанная уже. Генка им еще в сентябре двадцать процентов икрой отдал. А теперь чего?

Посмотрел на Верку прямо. Он продолжал думать о своем:

— Человек пять мужиков хватило бы, разоружить их на хер! Всех ментов в районе! Полдня делов переловить! Они от жира и лени полопались и потекли уже. Посадить всех к ним же в обезьянник. Приедут, пусть разбираются. Если все, весь народ заговорит, то все выплывет! Надо только, чтобы люди как следует захотели, чтобы они поняли, наконец, что они тут главные, а не власти! — Он многозначительно замолчал, вытаращив глаза и подняв все тот же палец. — А Кобяк молодец! Это наше законное право — защищать свою честь! Теми средствами, которые у нас есть. Остальные у нас украли! Нас накололи, а мы делаем вид, что все в порядке. Я хочу жить по правде, а они мне говорят — нет! Никогда! Иди, воруй!

— Шур, я тебя про икру спрашиваю, у тебя некуда спрятать? Генка в лесу, он бы отвез куда-нибудь, а теперь-то что мне делать? Семихватскому звоню, у него сотовый отключен...

— Да чего ты дергаешься? Все нормально будет. Вы же заплатили откат...

— Ты как маленький, ей богу. Ничего не знаешь, что ли? ОМОН же здесь! Ментов он собрался разоружать. Самое время!

— Какой ОМОН?

— Самолет целый в черной форме, оружие в длинных ящиках... как на войну... И прямо в аэропорту — жена Поваренка рыбой торгует, сама сидит на контейнере с икрой. Они ее в оборот, икру забрали. Обыск у нее сейчас, двор оцепили. У Кобяковых тоже обыск идет...

Она замолчала на секунду:

— Гнидюк и встречал их, и ездит с ними. Говорят, Тихого с Семихватским под замком держат. Что делать?

Студент сидел растерянный. То, что он хотел, уже получилось. Приехали люди из центра. Справедливо разобраться.

— Ирка Вахромеева звонила знакомому юристу в область, говорит, что уже за три контейнера икры — срок! От трех до пяти — в особо крупных! Что, все, что ли, сидеть будут?

— Ну, всех они не имеют права обыскивать.

— Я тоже думаю, они за Степаном Кобяковым приехали. Может, заболеть? Сесть дома и все. Просто так же не придут? Или, может, всех охотников обыскивать будут?

Студент встал, глянул на часы:

— Не будут. Не имеют права. Не пускай на порог. Ори, зови соседей, если начнут ломиться. Ладно, давай, мне завтра рано.

Ночью избили майора Гнидюка.

— Связали их с женой спина к спине, — рассказывала, стоя у магазина, соседка Гнидюков, — надели на головы по контейнеру с икрой. Так их утром и нашли. Все в икре, она обрыгалась вся, чуть вроде не задохлась. А он — того... обоссаный весь сидел. То ли сам обоссался, то ли его...

— Охрана же была?! — качали злорадными головами бабы.

— Ну! Уазик всю ночь дежурил — всего на полчаса и отъехали. Говорят, специально, — добавляла шепотом. — Один кто-то действовал. Здоровый, как слон. Говорил, от Василь Трофимыча привет передает.

— А вы, чего же, не слышали ничего?

— Слышали, дак и что?

Люди знающие предполагали, что это мог быть и отстраненный Тихий, а мог и Студент, исчезнувший из поселка. Слесаренко попал в этот список только за размеры. Кто-то рассказывал, что недалеко от дома Гнидюков видел мужика, похожего на Степана Кобякова.

Омоновских обысков испугались крепко. Поселок притих. Многие поступили, как Вера Милютина. «Заболели» и не выходили из дома. Как от чумы спасались. Перезванивались.

— Ничего себе, у меня мужик полтора месяца корячился в тайге, на самых комарах, нам жить на эту икру целый год.

— А вы ментам платили?

— Платили!

— Так, может, не заберут?

— Как не заберут, эти вообще не смотрят, все метут. Семихватский, говорят, в бегах!

16