Волк в ее голове. Книга I

Голос Дианы спотыкается, она глупо открывает-закрывает рот.

— Твоя мама единственная училка, которая не зовет меня «средним идиотом», — я развожу руками, — дебилом, бревном, буратиной и тому подобными… нарицательными.

Диана демонстративно улыбается и продолжает свой путь задом-наперед — теперь уже обратно, от внешнего края лабиринта к центру. Минуты две проходят в молчании. Постепенно лицо Дианы разглаживается, и только губы ее вытягиваются в трубочку. Лишь когда ушей достигает свист, я догадываюсь, что Диана продолжает обряд.

Насколько же все это глупо.

Черт, мне уже достаточно лет, дабы знать правду о Деде Морозе. Я и в богов-то не особо верю. Так, во что-то аморфное, безликое — в сладкую вату, которой затыкают дыры в науке. Вот и ответьте мне: неужели языческий обряд, вычитанный Дианой в сборнике поморских сказок, изменит наши жизни?

Круги лабиринта медленно возвращают Диану к бочке, свист блуждает по нотам, пока не сливается с ветром в унисон. Возникает ощущение, что воздух поет на древнем, мертвом языке, и меня обдает ледяными волнами озноба.

Бррр.

Диана шагает к бочке, пересекая центр лабиринта, и вздымает руку со своей окровавленной фотографией. Свист оглушает, чёрные глаза выжидательно смотрят на меня.

Я поеживаюсь и заношу собственный неказистый портрет над огнем. Облизываю потрескавшиеся от мороза губы, бросаю взгляд на Диану.

Она кивает.

— Чтобы… — я прочищаю горло и безуспешно стараюсь переорать хор Дианы и ветра: — Чтобы хоть по одному предмету у меня были нормальные оценки. Типа того…

Я морщусь от собственного неверия, от косноязычия и брезгливо, как грязные трусы, бросаю фотографию в пламя. Она мгновенно исчезает в огне, и только сноп искр вырывается из недр бочки.

Звук ветра меняется, и я не сразу понимаю, что Диана отключила реликтовый свист.

— Чтобы больше никогда моя мама… — я ловлю ее пристальный взгляд. — Чтобы все, кто мне дорог… чтобы никогда больше не оставляли меня одну.

Диана отпускает фотографию, и та застывает в потоке ветра этаким ковром-самолетом. Две Дианы зачарованно изучают друг друга: бумажную Диану пожирает огонь, у живой — языки костра пляшут в черных глазах. Снимок корчится, словно от боли, и медленно осыпается вниз — искрами, пеплом, золой.

— Теперь все? — спрашиваю я, когда остатки фотокарточки пропадают в пламени.

Диана вздрагивает и смотрит в мою сторону молча, бессмысленно, словно не видит и не узнает. Проходит мгновение, другое, пока ее взгляд не проясняется.

— Чел, ты такой трусишка.

Слова Дианы тяжестью повисают на шее, и я неохотно выхожу из каменного лабиринта, приближаюсь к краю вершины. Нутро сковывает от ужаса, волосы встают дыбом.

Мы на черти какой высоте. Посмотрите сами: ледовая тропинка тянется бесконечно вниз и вниз, и вниз и без вести пропадает в хмари карьера.

Не знаю, как вели себя древние люди в оригинальном обряде, но более идиотского способа доказать языческим божкам, что ты смел и достоин небесной помощи, не придумаешь.

Я закрываю глаза, считаю до шести и снова бросаю взгляд вниз. Ничего не меняется — страх все так же парализует меня, и все так же под ногами разверзается мерзлая пропасть. Садишься и едешь. Ничего сложного. Абсолютно.

Я стаскиваю с плеча ремень ледянки и плюхаю ее в снег. На большее сил нет, если вдруг из ниоткуда не появится щепотка той самой храбрости, которую требовали древние боги с наших предков.

За спиной трещит наст. Мимо прошмыгивает Диана, похлёстывая меня своими рыжими, похожими на перья снегиря волосами, и с любопытством смотрит вниз.

— Боишься? — участливо спрашивает она, и я признаюсь:

— Угу.

Огонь в бочке притухает, и снег вокруг чернеет, уходит в тень.

— Фух! Еле вас нашел! — доносится сзади голос. Звучит он как у мальчишки, который очень спешил и запыхался. — Вы видели знак, что тут опасно?

Диану перекашивает. Я оглядываюсь: к нам идет толстоватый парень с красным от мороза лицом и подарочным пакетом.

— Чел, запомни это для истории. — Во взгляде Дианы мелькает что-то задорное и… не знаю, идиотское.

— Мм?

Она чуть разбегается, прыгает на ледовую тропинку и летит вниз, в темноту. Летит без опоры, без поддержки, балансируя на тонких — как это возможно? — ногах; визжа от агонии бешеного восторга:

— Расскажешь моим ВНУУУУКАААА…

Рыжие волосы-перья бросаются к небу, к призрачно-зеленым тяжам в густой черноте, и ныряют за гребень холма.

Моя рука тянется следом, как и вопль «Диана?!», который не сорвался с губ. Сердце бьется где-то в горле, будто это я только что проделал сумасшедший трюк и съехал СТОЯ с Холма Смерти. Но я лишь смотрел — как зачарованный, как загипнотизированный, — пока юная оторва это вытворяла. Делала, блин, историю.

Вы встречали людей, которые вас поворачивают, как рычаг? Вбок, в сторону — куда раньше и не смотрели? Наверное, я бы забил на все ещё минуту назад. Тридцать секунд назад я знал, что развернусь и не поеду, что плевал на эти обряды. Но уйти теперь, когда девчонка оказалась смелее? Когда съехала на ногах, словно… словно…

Да кто так вообще делает?!