Волк в капкане

Какая-то встряска, адреналин, хоть что-то. То самое, за что Брум так орал на него в начале сезона. Рисковать ни за что. Свернуть шею к чертовой матери. Может, оно бы и к лучшему. Хотя он вовсе не хотел умирать. Он хотел жить. Свободным. Независимым. Он сейчас просто немного проедется. Никакого удовольствия он от поездки, конечно, не получит — в этот промозглый вечер гонка на спортивном мотоцикле могла стать источником только опасности, никак не удовольствия. Оставалось только попробовать списать это идиотское желание на посттравматический бред, выпить таблетку элениума и уговорить себя отказаться от всей дурной затеи. Он сам не понимал толком, зачем так рвется за руль. Только знал, что ему нужен байк. Нужна скорость километров в сто сорок минимум. Для фрирайда сейчас было поздновато, а ему нужно это прямо сейчас, сию секунду.

— Простите? — растерянно уставился на него клерк за стойкой. — Ваш мотоцикл?

— Ну да. Проблемы? — Отто невинно посмотрел на мальчика за стойкой. Сопляк. Что бы он понимал. «Сопляк» был явно на пару лет старше Ромингера, но сопляком был не по возрасту, а по жизни.

— Э… Я позвоню боссу, — пробормотал клерк, хватаясь за телефон. В его сто-франково-недельной головенке, очевидно, не умещалась мысль о том, как можно брать мотоцикл во время холодного ноябрьского дождя. Не удостоив его ответом, Ромингер уселся в кресло и демонстративно взялся за какой-то журнал, который лежал тут для развлечения клиентов. На самом деле, клерк из них двоих явно более разумное существо, подумал он. Ну ведь и вправду надо быть кретином, чтобы в такую погоду гонять на байке. Он замерзнет как бобик, будет весь в грязи с головы до пят, у него нет никакого подобия байкерского комбинезона (вернее, есть — но чинно висит дома в его почти пустом шкафу) и нет даже перчаток, через несколько минут он не сможет толком держать руль, так закоченеют руки. И можно будет беспокоиться о чем-нибудь вроде воспаления легких… разумеется, если он останется в живых после гонок по мокрому асфальту. Но все эти разумные соображения ничего не меняли. Он хотел за руль хонды. Ему это нужно. И все тут.

Боссом оказался никто иной, как старый знакомый Отто Клаус Кински. Он когда-то был начальником смены, в которой Отто работал механиком. Хороший мужик, они всегда отлично ладили, хотя Кински был такой пожилой дядька, ему, наверное, было уже все тридцать пять, не меньше.

— Бугай! — удивился Кински, и Отто улыбнулся, услышав свою старую кликуху сервисовских времен. Этого почетного прозвища он удостоился, в первый раз побив Динкмана — задиру-жестянщика. — Ты, что ли, тут на байке кататься вознамерился?!

— Ну да. Твой мальчик, похоже, против, — ухмыльнулся Ромингер.

— Ты спятил? Дождь, и к ночи похолодает до нуля. Никто не катается на байках в конце ноября! Тебе, может, календарь показать?

— Лучше покажи мне место в Библии, где это написано.

— Все большие спортивные звезды такие чокнутые? Где твоя голова? Раньше ты как-то больше с ней дружил.

— Она на меня обиделась после того, как я ей об Кандагар постучал.

Кински пристально посмотрел на своего бывшего механика. Он знал его не то чтобы как облупленного, вряд ли кто-то настолько хорошо знал Ромингера, который никогда и ни перед кем не раскрывался, но все-таки кое-что видел.

— Бугай, да тебе не байк нужен.

— А что — электрический стул?

— Вижу, что тебе хреново. Пойди лучше напейся. — И сказал то, чего не говорил раньше почти никогда и никому: — Пойдем, Ромингер. Я угощаю.

Отто не оценил должным образом шикарный жест своего бывшего босса:

— Спасибо, Клаус, но я пас. Я немного проедусь и вернусь.

— Я не имею права тебя останавливать, но все же мне кажется, что у тебя не все дома. Или ты выбрал такой мазохистский способ самоубийства?

Отто засмеялся через силу:

— Все будет нормально, Кински. Не дрейфь. Я на полчасика.

Все формальности были соблюдены, бумажки подписаны, и Отто прошел в бокс, где стояла его черно-серебристая Хонда — предмет восхищения и зависти всего местного трудового коллектива. Отто понадобилось начать очень прилично зарабатывать, чтобы позволить себе такой байк. Парни Кински свое дело знали — Харрикейн просто сверкал, будто только что сошел с конвейера. Ставя байк на прикол в начале октября, Отто оплатил полное техобслуживание. Он взял шлем с вешалки на стене, надел и уселся в седло. Вниз по пандусу, через ворота в темный, дождливый ноябрьский вечер.

Всю нелепость своей эскапады он почувствовал, не успев еще отъехать от ворот пятисот метров. На скорости 50 км/ч ветер пронизывал, дождь заливал стекло шлема и больно хлестал по незащищенным пальцам, сжимающим руль. Ледяной встречный ветер через промокшую от дождя тонкую одежду резал похлеще ножа. Идиотизм. Но он не повернул назад. Он ехал прочь из города, на автобан.