Отто вспомнил, как приезжал к отцу в клинику. Это было, разумеется, одно из тех самых эксклюзивных и несообразно дорогих лечебных учреждений, какие только есть в Европе. Пациенты на тот момент, помимо отца — катарский нефтяной магнат, председатель правления (он же — владелец контрольного пакета акций) богатейшего голландского концерна, правитель одной из стран соцлагеря (наверняка потративший на лечение в этой клинике весь годовой бюджет своей страны) и одна из самых преуспевающих голливудских звезд. Отец занимал там шикарные 4-комнатные апартаменты (язык не поворачивался назвать их палатой) метров в 200 площадью — Отто никак не мог взять в толк, зачем ему такие. Они гуляли в саду клиники. Был апрель, горы вокруг еще сияли снегом, а здесь цвел жасмин. Отто тогда задал отцу вопрос, который интересовал его уже довольно давно, с тех пор, как он понял, какие отношения между его родителями:
— Зачем ты на ней женился?
Отто уже спрашивал его как-то раз, лет, наверное, в 12. Тогда отец как-то ушел от темы — он всегда был скрытным в отношении своей личной жизни (Отто это у него унаследовал). Но на этот раз он ответил с циничной усмешкой:
— Так бывает, когда мужчина думает не головой, а головкой.
Видимо, счел 18-летнего сына достаточно взрослым для честного ответа. Отто понял сообщение — очевидно, отец хотел с ней спать, а получить дочь разорившегося аристократа иначе, чем через брак, было невозможно. Сейчас и в его жизни происходит то же самое. С той разницей, что он уже почти месяц спит с девушкой, которую он так сильно хочет, что не может насытиться. Сейчас, конечно, не шестидесятые годы на дворе, и Рене не дочь графа. Но в остальном все то же самое, и думает он при этом тоже уж точно не головой.
Он позволял себе слишком долго плыть по течению. И довел дело до такого состояния, когда расставание с ней представляется ему чем-то невыносимым, будто резать по живому, ампутация без анестезии, черт знает что. Но надо делать что решил — сейчас, иначе будет слишком поздно. Пусть больно. Волк, попавшийся в капкан, иногда, чтобы спастись, отгрызает себе лапу. Это больно, но волк выживает, не истекает кровью. И он, Отто, тоже выживет. А страдать потом по капкану — это уж вовсе ни в какие ворота не лезет.
Он, видимо, слишком сильно нажал на газ — байк вскинулся на дыбы на мокром асфальте, и Отто едва смог выровнять его. Черт, на четверть секунды позже — и перевернулся бы. А скорость уже огромная. Рукой подать до нелепой смерти в дурацкой аварии. Как ни паршиво ему было, умирать не хотелось совершенно. Отто Ромингер всегда был очень жизнелюбивым человеком. Он преодолеет любую депрессию. И выполнит свое пусть подлое, пусть тяжелое, но единственно правильное решение.
Похолодало, в ветровое стекло шлема летел уже не дождь, а мокрый снег. Руки онемели от холода. И он насквозь продрог в своих старых джинсах и куртке, которые промокли и покрылись грязью. Волосы тоже были все грязные, несмотря на шлем. Поставив наконец грязный байк в бокс, он попросил в сервисе полиэтиленовый чехол для сиденья своей машины.
Дома он все никак не мог согреться, полчаса простоял под обжигающе горячим душем. Потом надел на себя сухую, чистую одежду и поехал к Рене. Уже не дикий байкер в погоне за адреналином и смертью, а мирный бюргер, направляющийся на БМВ к своей любовнице за порцией секса без обязательств и чинным ужином.
Глава 32
Замок щелкнул, Рене открыла дверь. До чего она хороша. На ней был прозрачный белый кружевной лифчик и низко сидящие на бедрах джинсы. Те самые, в которых она выделывалась тогда с Ноэлем в «Драй Фуксе». Отто успел так изголодаться по ней, что готов был накинуться на нее прямо у порога. Возможно, если бы на полу был ковер, он бы овладел ей прямо тут. Но вместо этого он схватил ее на руки и понес в спальню, на кровать. У него заняло несколько секунд на то, чтобы раздеться самому и раздеть ее. Он наклонился над ней — его волосы еще не просохли после душа, и Рене вздрогнула, когда светлые холодные пряди упали на ее разгоряченную кожу. Его губы нашли сладкую впадинку ее пупка, и он начал целовать ее. Раньше он никого из своих девушек не целовал в пупок, а от этой просто не мог оторваться. Одновременно он начал ласкать ее рукой, сначала нежно и мягко, потом все сильнее, а потом овладел ею яростно и грубо, но и это было прекрасно, как обычно. Она билась и кричала под ним, выгибалась, ее била крупная дрожь, и от всего этого Отто приходил в полное неистовство. Рене впивалась в его плечи и умирала много-много раз, снова и снова. Счастье и слезы. Наслаждение на грани боли. Отто. Я люблю тебя. Я люблю тебя.