Артур оказался в «Вальдхаусе» раньше, чем Отто. Ему никто не угрожал страшными карами за прогул тренировки, и ему ничего не стоило слиться пораньше — Регерс не обратил ни малейшего внимания, слишком занятый Ромингеровским сегодняшним провалом.
Коль скоро Ромингер был зафиксирован на трассе супер-джи, Артур наконец увидел возможность поговорить с сестрой наедине. Он постучал в дверь ее номера в тот самый момент, когда Отто вышел на последний старт этого дня.
Рене открыла дверь. Она ждала Отто, а о существовании остального населения Земного шара забыла напрочь, поэтому предстала перед братом в очередном красивом комплекте весьма сексуального белья — с мелким леопардовым рисунком и тонким бежевым кружевом. Артур не мог не оценить и взрослое соблазнительное белье, и ее столь же сексапильную фигурку. Нда, выросла девка, а он и не заметил. А теперь уже поздно — кое-кто заметил это первым.
— Ой, — смутилась Рене. — Извини… Я…
Она метнулась в ванную и вышла оттуда через несколько секунд в своей детской фланелевой пижаме с какими-то то ли кошками, то ли медведями. Сейчас, когда пижама скрыла и изысканное белье, и роскошные изгибы ее тела, ей можно было дать все четырнадцать лет, и разговор о том, что она с кем-то там спит, уже тянул на обсуждение уголовной ответственности за сожительство с лицом, заведомо несовершеннолетним. Но деваться было некуда.
— Я отпросился у Регерса на завтра, — сказал Артур. — Сейчас я помогу тебе собрать вещи, и поедем домой. — Он говорил сдержанно и спокойно, как человек, который все решил и не позволит никому становиться у себя на пути. Он говорил, почти в точности копируя интонации Ромингера, что вообще делал довольно часто, сам того не замечая. Ни у какого Регерса он еще не отпрашивался, это был чистой воды экспромт, но Брауну ничего не стоило отпроситься задним числом, если Регерса вообще на данном этапе интересовало, тренируется Артур или нет — он до сих пор числился в резерве, а таких резервистов в швейцарской сборной было несколько сотен человек. Сейчас внимание всего руководства ФГС было приковано к зельденским дебютантам — Раффнеру и Ромингеру, а так же уже состоявшимся звездам вроде Эберхарта или Ива Фишо.
— Я никуда не поеду, — сказала Рене, испуганно глядя на брата.
— Что ты сказала?
— Что слышал.
— Послушай, детка, — мягко сказал Артур. — Ты можешь мне не верить, но я просто не хочу, чтобы тебе было больно. Поэтому давай прямо сейчас покончим с этим. По крайней мере, так ты станешь первой женщиной, которая сама его бросит. Хоть какое-то утешение. Он просто забавляется с тобой, неужели ты не понимаешь?
— Я не понимаю, какое тебе до этого дело, — рассердилась Рене. — Я взрослый человек, и я не позволю…
— Какой к черту взрослый? Ты понятия не имеешь, что происходит! Взрослый человек должен хотя бы в первом приближении понимать, что он делает.
— Я его люблю, — тихо сказала Рене.
— Это-то как раз понятно, — ядовито согласился Артур. — И тебе, и всем окружающим. У тебя эта твоя любовь на лбу написана большими буквами.
— И что ты имеешь против?
— То, что ты прилюдно выставляешь себя дурой!
Рене сердито сверкнула глазами:
— Во-первых, не я, а ты выставил меня дурой, и себя заодно! А во-вторых, любить — вовсе не дурость! Макс тоже тебя любит!
— Дурость не в том, чтобы любить. А в том, что ты пускаешь по нему слюни, а он тебя просто трахает! Есть с чем поздравить такую изысканно воспитанную девушку, как ты, не так ли? Стать подстилкой для такого бабника, как Ромингер!
Рене закусила удила:
— Я, черт подери, не подстилка! А ты точно такой же бабник, как Отто, даже еще хуже!
— Чем это я хуже? — опешил Артур.
— Тем, что ты говоришь, что любишь девушку, а сам путаешься с дюжиной девок помимо нее, вот чем! Так что оставь меня в покое!
— Почему-то все вокруг перемывают кости не мне и Макс, а именно тебе, детка! — рявкнул Артур. — Не хочешь это слышать? Ах, как жаль. Послушай все же, послушай! Уже второй день ни о чем другом не говорят, причем не только наши, но и турики, даже иностранцы! Все смеются над тобой! И надо мной тоже — потому что это моя сестра превратилась в секс-игрушку для человека, который трахает все, что движется! Нет уж, слушай, детка! Прекрати это! — Он заметил, что глаза Рене наполнились слезами, но отказывался жалеть и сочувствовать — в конце концов, она сама виновата в этом. — Не смей! Ты обещала мне ни с кем не сближаться, а теперь мне приходится слушать, как мою сестру называют шлюхой и подстилкой!
— Заткнись! — закричала она. — Если тебя волнуют только сплетни и то, что я — твоя сестра, просто убирайся отсюда! Я даже слушать тебя не буду!
Это был первый раз в жизни, когда Рене не спасовала перед кем бы то ни было, особенно перед Артуром, который привык добиваться своего, не выбирая средств и выражений. Он даже удивился, но ненадолго — его мало волновало ее сопротивление. Он должен заставить ее убраться отсюда, вот и все.